Дело не в том, что Арафата трудно было заменить. Его место мог бы занять любой коррумпированный политик. Проблема была в том, что он полностью централизовал Палестинскую автономию и ООП. Он не был, так сказать, командным игроком. Он крепко держал в своих руках всю власть и все связи. И его имя стояло на всех банковских счетах.
Теперь власть Арафата хотел получить ФАТХ. Но кто из его лидеров подходил как для палестинцев, так и для международного сообщества — и был достаточно силен, чтобы контролировать все группировки? Даже Арафату это никогда не удавалось в полной мере.
Когда спустя несколько месяцев ХАМАС решил принять участие в палестинских парламентских выборах, отец был далек от энтузиазма. Он видел, что после интифады, Аль-Акса и появления боевого крыла ХАМАС превращается в неуклюжую на политической арене организацию, «ковыляющую на очень длинной боевой ноге и слишком короткой политической». ХАМАС просто не имел представления о том, что такое политика.
Революция требует чистоты и жестокости. Управление — компромисса и гибкости. Если ХАМАС хотел руководить, переговоры должны были стать не альтернативой, а необходимостью. В качестве избранных чиновников его лидеры стали бы ответственными за бюджет, воду, электричество и уборку мусора. И все это должно было идти через Израиль. Независимое Палестинское государство было бы вынуждено существовать в тесной взаимосвязи с Израилем.
Отец помнил свои встречи с западными лидерами и как ХАМАС отказывался от любых рекомендаций. Организация закоснела в своих представлениях и никого не слушала. А если она отказалась договариваться с американцами и европейцами, подытожил отец, какова вероятность, что после выборов ХАМАС сядет за стол переговоров с Израилем?
Отцу было все равно, будет ли ХАМАС выдвигать своих кандидатов. Он просто не хотел, чтобы в список кандидатов входили лидеры, такие, как он сам, любимые и уважаемые народом. Он боялся, что если это случится, ХАМАС победит. А победа ХАМАС, по его стойкому убеждению, обернется катастрофой для народа. События показали, что он не ошибся.
«Мы беспокоимся, что Израиль, а возможно, и другие тоже прибегнут к наказанию палестинцев за то, что они голосовали за ХАМАС, — говорил он репортеру газеты Haaretz. — Они скажут: „Вы выбрали ХАМАС, и поэтому мы ужесточим осаду, чтобы сделать вашу жизнь еще более трудной“».
Но в ХАМАС многие уже почуяли запах денег, власти и славы. Даже бывшие лидеры, давно отошедшие от дел, вернулись из небытия, чтобы ухватить кусок пирога. Отцу была противна их жадность, безответственность и невежество. Эти люди даже не знали, чем отличается ЦРУ от АМР США. Кто бы стал работать с ними?
* * *
Меня раздражало буквально все. Коррупция в Палестинской автономии, глупость и грубость ХАМАС и кажущийся бесконечным список террористов, которых нужно было арестовать или найти. Постоянный риск и вынужденное притворство, ставшие моей ежедневной рутиной, вконец измотали меня. Я жаждал обычной жизни.
Однажды в августе, гуляя по улицам Рамаллы, я увидел мужчину, с трудом тащившего компьютер вверх по лестнице, ведущей в ремонтную мастерскую. И вдруг мне пришла идея открыть собственный бизнес — это могла бы быть компания «скорой компьютерной помощи на дому», палестинская версия американской Geek Squad.
Поскольку я больше не работал на АМР США и обладал деловой жилкой, я с энтузиазмом взялся за дело. Еще в АМР США я подружился с одним айтишником — компьютерным гением. И когда я рассказал ему о своей идее, мы решили стать партнерами. Я вложил деньги, он привнес свои познания в технике, мы наняли еще несколько инженеров, в том числе и женщин, чтобы мы могли обслуживать и арабских женщин.
Мы назвали свою фирму Electric Computer Systems, и я разработал рекламную кампанию. На наших листовках было изображено, как мужчина с тяжелым компьютером поднимается вверх по лестнице, а маленький сын говорит ему вслед: «Папа, не надо никуда ходить», — и советует позвонить по нашему номеру.
Звонков было море, и наши дела быстро пошли в гору. Я купил новый фургон, мы получили лицензию на продажу продукции Hewlett-Packard и расширили свою сеть. Я жил своей жизнью. К тому времени я не нуждался в деньгах и занимался полезным делом, которое приносило мне радость.
* * *
Во время своих духовных поисков я несколько раз весьма плодотворно беседовал с друзьями из Шин Бет об Иисусе и моей новой вере. «Верь, во что хочешь, — посоветовали они. — Можешь рассказывать об этом нам. Но больше никому. И никогда не принимай крещения, потому что будет общественный резонанс. Если кто-нибудь обнаружит, что ты стал христианином и повернулся спиной к исламу, ты окажешься в большой беде».
Думаю, что они беспокоились не столько о моем будущем, сколько о своем — в случае, если потеряют меня. Но Бог изменил мою жизнь слишком сильно, чтобы прятаться за Его спиной и дальше.
Однажды мы сидели дома у моего друга Джамаля, он готовил ужин.
— Мосаб, — сказал он вдруг. — У меня для тебя сюрприз.
Переключив канал телевизора, он произнес с блеском в глазах:
— Посмотри эту программу на «Аль-Хайятт». Тебе должно быть интересно.
Я с огромным интересом слушал старого коптского священника Закария Ботроса. Он казался добрым и мягким и обладал душевным, проникновенным голосом. Чисто внешне мне он очень понравился, но я пока не понимал, о чем он говорит. А он системно и методично «препарировал» Коран, открывая и демонстрируя публике каждую косточку, мышцу, сухожилие и орган, а затем помещал их под микроскоп правды и показывал, что вся книга поражена раковыми клетками.
Фактические и исторические неточности, противоречия — он вскрывал их аккуратно и уважительно, но честно и убежденно. Моим первым инстинктивным движением было броситься и выключить телевизор. Но этот порыв длился лишь несколько секунд, прежде чем я понял, что это был ответ Бога на мои молитвы. Отец Закария отрезал все «мертвые куски Аллаха», но я все еще был связан с исламом и не мог видеть правду, состоящую в том, что Иисус действительно Сын Бога. Без понимания этой правды я не мог бы двигаться вперед, следуя за ним. Но этот переход дался мне тяжело. Только попробуйте представить себе, как больно узнать, что человек, которого ты всю жизнь считал отцом, таковым не является.
Я не могу назвать вам точный день и час, когда я «стал христианином», потому что процесс превращения занял шесть лет. Но я им все же стал и был уверен, что должен принять крещение — неважно, что думает по этому поводу Шин Бет. Примерно в это время в Израиль приехала группа христиан из Америки, чтобы посмотреть на Святую Землю и посетить их сестринскую церковь, ту самую, в которую ходил и я.
Постепенно я подружился с одной девушкой из этой группы. Мне нравилось разговаривать с ней, и я сразу стал доверять ей. Когда я поделился с ней частью моей духовной истории, она очень ободрила меня, напомнив, что Бог часто выбирает самых удивительных людей. Так было и со мной.
Однажды вечером мы ужинали в ресторане американской колонии в Восточном Иерусалиме, и моя подруга спросила, почему я до сих пор не крещен. Я не мог объяснить ей, что я агент Шин Бет и по уши увяз в политической жизни региона. Это был закономерный вопрос, я и сам задавал его себе много раз.
