Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
– Ты хочешь со мной драться? – спокойно спросил синеглазый.
– Еще как!
– Уверен?
– Да, клянусь господним брюхом!
– Пожалуйста, – сказал Боэмунд, пожимая плечами, – ты сам хотел… – И, подъехав к Филиберу, нанес ему сокрушительный удар в челюсть.
Лошадь анжуйца заржала и взвилась на дыбы. Филибер вылетел из седла, с глухим стуком рухнул на землю, где и замер, раскинув руки.
– Помогите ему подняться, – велел Боэмунд и, морщась, стал растирать кулак. Челюсть у анжуйца оказалась дьявольски крепкая.
Двое солдат спешились и стали приводить бедолагу Филибера в чувство. Один из них догадался влить ему в рот немного анжуйского вина, и Лягушонок малость ожил. Он приподнялся, ощупал челюсть, покривился и выплюнул красный сгусток.
– Ну на что это похоже! – запричитал он. – Это же черт знает что такое! Боэмунд, если бы я не знал, что ты великий рыцарь и украшение христианского мира, я бы подумал, что ты мужлан, ей-богу! Какой же рыцарь станет драться голыми руками? Фу, какая гадость! – Он снова сплюнул красным и не без труда поднялся на ноги. – Пресвятая Дева, у меня такое впечатление, что меня лягнула лошадь. Ох! – Он потряс головой, словно проверяя, на месте ли она. – Ей-богу, даже когда меня последний раз стукнули по башке палицей, я чувствовал себя не в пример лучше. Все же надо нам как-нибудь с тобой померяться силами, только не на кулаках. Но даже если ты меня убьешь, я до последнего вздоха буду повторять: ты – предатель.
– Брат, уймись, – сказал Боэмунд, – не испытывай мое терпение.
– Ну, давай, бей, – проворчал Филибер. – Стукни меня еще разок, да покрепче. Ох, как шумит в голове… Словно я выпил жбан польской водки. Нет, Боэмунд фон Мейссен, точно тебе говорю: ты – негодяй!
– Если бы я оставил дело как есть, я бы и впрямь был негодяем, – согласился фон Мейссен.
Лягушонок, поставив ногу в стремя, безуспешно пытался забраться в седло. Слова Боэмунда застигли его врасплох.
– Да? – только и сказал он.
– Именно так, – подтвердил Боэмунд.
Филибер опустил ногу и кулаком стукнул по раскрытой ладони. Он явно был возбужден.
– Мы нападем на них прямо сейчас и отобьем ее! А?
– Нет, – сказал Боэмунд, морщась, – так мы делать не станем.
Филибер угас.
– А я-то думал, ты сказал, что хочешь спасти ее, – вздохнул он. – Но, похоже, я ослышался.
– С ней ничего не будет, – успокоил великана-анжуйца Боэмунд. – По крайней мере, пока.
– Но она там одна… одна против всех! – вскрикнул Филибер. – Как ты не понимаешь…
– Филибер, – убеждал друга фон Мейссен, – она гораздо умнее и сильнее, чем ты думаешь. Я не завидую тем, кто будет иметь с ней дело и попытается выудить у нее признание. Им ничего не удастся с ней сделать, а я тем временем подумаю, как освободить ее. Ты со мной?
– Да! Конечно! – вскричал Филибер, не помня себя от восторга.
– Верь мне, мы ее вытащим, хотя я и не знаю, на кой она тебе сдалась.
Филибер тяжело покраснел, поглядел на него исподлобья и вдруг шумно засопел, как потревоженный осиный рой.
– Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь! – объявил он, вызывающе выставив подбородок. – Я… я считаю, что всякий честный человек…
– Пустое, – обронил рыцарь Боэмунд. – Садись в седло и поехали в Торн. Фон Ансбах, наверное, уже заждался нас.
Глава 6,в которой Мадленка превращается в обвиняемую
Мадленку привезли в резиденцию князей Диковских. Она не испытала никакой радости, вновь увидав стены и ров, в который прыгала, чтобы спасти свою жизнь. Ей думалось, что ее опять посадят в вонючее подземелье, но Август оставил ее в малой зале под присмотром стражников и удалился докладывать дяде о том, кем на самом деле оказался «Михал Краковский». Мадленка бесцельно побродила туда-сюда, оглядываясь на тех, кому было поручено охранять ее. Жаль, что окна были прорезаны высоко и к тому же слишком узки для человека, не то бы она не устояла перед искушением и снова бы попыталась спастись, бросившись со стены в воду. Ничего, как знать, может, ей еще удастся доказать свою невиновность. Она ни о чем не жалела и была близка к кому, чтобы никого и ничего не бояться. Дух ее был на удивление тверд, мысли ясны. «Я ни в чем не виновата, – повторяла она про себя, – следовательно, меня ни в чем не могут обвинить».
(Заметим в скобках: скольких людей, наивно говоривших себе то же самое, перемололи жернова судьбы!)
Дверь приотворилась со звуком, напоминающим судорожный зевок, и Мадленка дернулась всем телом, ожидая увидеть Августа. Однако на пороге оказалась всего-навсего литовская ведьма Анджелика. Ее горностай по-прежнему был с ней и бегал за ней, как собачонка. Увидев Мадленку, он фыркнул и по платью ловко взобрался своей госпоже на плечо. Анджелика с улыбкой оглядела Мадленку с головы до ног, и та почувствовала себя испачканной этим взглядом. С полуулыбкой на устах Анджелика обошла вокруг Мадленки, словно та была не живой человек, а статуя или что-то столь же неодушевленное.
– Так, так… – проговорила Анджелика, не переставая улыбаться. – Так вот на что ты похожа…
Мадленка не знала, что ответить, и стиснула руки. Бесстыдные глаза пристально рассматривали ее.
– Знаешь, – доверительно сообщила литвинка, – мальчиком ты была не очень хороша собою, а девочкой и подавно.
Она улыбнулась, с наслаждением ловя на лице Мадленки отражение того, какое впечатление на девушку произведут ее слова.
– Не всем же быть такими, как ты, – отозвалась Мадленка. И, ослепительно улыбнувшись, добавила: – К счастью.
Улыбка Анджелики погасла. Вошел князь Август. С расцарапанной щекой, взъерошенный, он походил на нашкодившего мальчишку. На литвинку он не обратил внимания.
– Пошли, – коротко бросил он Мадленке.
Та двинулась к двери, но тут Анджелика метнулась к Августу и схватила его за руку.
– Август… – тревожно шепнула она.
– Что? – спросил он с удивлением.
– Стереги ее крепко! – с деланым придыханием прошептала Анджелика. Но глаза ее смеялись.
К великому облегчению Мадленки, ее повели не вниз, где располагались владения покойного Адама, а в боковые покои. В одной комнатке стояла кровать с балдахином, поддерживаемым витыми столбиками, в другой имелись стол, стулья и несколько сундуков, а на стене висел искусно вытканный гобелен фландрской работы, изображавший охоту на кабана.
– Можешь располагаться, – так же отрывисто бросил Август.
Мадленка, поколебавшись, положила на стол узелок, где было платье и четки, которые дала ей мать, и села напротив гобелена, принявшись с преувеличенным вниманием разглядывать его. Двое стражей остановились в дверях, и Август сделал им знак выйти. Сам он расхаживал по комнате взад-вперед, и это мельтешение раздражало Мадленку. Она хотела, чтобы он ушел, хотела остаться наедине со своей печалью.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
