Внутренний круг состоял из домиков, стоявших по двенадцать в ряд. Внешние стены зданий были сплошь покрыты вульгарностями, нанесенными спреем из баллончиков, которые рассказывали об интимной жизни пчелок и птичек гораздо больше, чем школьные учебники. Битву с создателями этих произведений муниципалитет давно проиграл. Ким совсем не нужно было выходить из машины, чтобы ощутить тяжелый запах подворотен, в которых обменивалось больше лекарств, чем в аптеках «Бутс»[65].
В центре района возвышались три высоких здания, которые доминировали над всей остальной застройкой. Годы, проведенные жителями этих домов в объятиях пенитенциарной системы ее величества, простирались до самого Ледникового периода.
– Знаешь, шеф, если Толкиен действительно списывал темные земли Мордора[66] с Черной Страны, то смотрел он именно на эту застройку, – сказал Брайант.
Ким была согласна с ним. Надежда давно покинула сию землю – инспектор хорошо это знала, потому что первые шесть лет своей жизни провела именно в одной из башен Холлитри.
Брайант припарковался перед длинным рядом домов, в которых раньше располагались местные магазины. Последним из них закрылся газетный киоск, после того как его хозяина, под угрозой ножа, ограбили два двенадцатилетних хулигана.
Центральное здание, в котором когда-то раньше располагалось заведение, торгующее горячей пищей, было теперь приспособлено под Центр социально-медицинской помощи.
Возле входа в него ошивались семеро девочек-тинэйджеров. Вход был заблокирован как их телами, так и их ненавистью. Брайант посмотрел на Ким, и та улыбнулась в ответ.
– Только постарайся без членовредительства, шеф, – попросил сержант.
– Ну конечно, обязательно.
Брайант держался позади, а Стоун подошла к девочке, которую посчитала главной в группе. Ее волосы были выкрашены в три оттенка фиолетового цвета, а нежные, без единой морщинки, щеки проколоты металлическими булавками.
– Входная плата, – произнесла девочка, вытянув руку.
– И сколько же? – Ким посмотрела ей в глаза, стараясь сдержать смех.
– Как насчет сотни?
– Неа, слишком круто, – покачала головой Стоун. – Может, слыхала – на дворе рецессия.
Девочка ухмыльнулась и сложила руки на груди.
– Вот поэтому и приходится задирать цены.
Ее товарки посмеивались и толкали друг друга локтями.
– Хорошо, ответь мне на простой вопрос и считай, что мы договорились, – предложила инспектор.
– Не буду я ни на чё отвечать, потому шо ты, сука, все равно не войдешь.
Ким пожала плечами и стала поворачивать назад.
– Как хочешь, я, конечно, уйду, но я предложила тебе хоть какой-то шанс заработать.
– Ну и чё, шо за вопрос?
Стоун повернулась и увидела перед собой лицо, полное жажды денег.
– Скажи, сколько мне придется заплатить, если у меня пятнадцатипроцентная скидка?
На лице крашеной девочки появилось замешательство.
– Не знаю я никаких гре…
– Вот видишь. А если б ходила в школу, то могла бы вымогать гораздо больше. – Ким наклонилась ближе, так, что их лица почти соприкоснулись. – А теперь вали, пока я не вытащила тебя за твое кольцо в носу.
Стоун говорила негромко, надеясь, скорее, на свой взгляд, чем на голос.
Девочка не отводила глаз целую минуту, но Ким ни разу не сморгнула.
– Пошли, девчонки. Не хочется об эту суку руки марать, – произнесла, наконец, крашеная, отходя влево. Ватага последовала за ней.
Остановившись в дверном проеме, Ким повернулась:
– Девчонки, десятка той, кто последит за машиной.
Предводительница компании была уже готова отказаться, но тут ее в спину толкнула одна из товарок.
– Идет, – проворчала крашеная.
Брайант, вслед за Ким, вошел в здание. Все, что представляло собой хоть какую-то ценность, было давно разворовано, включая и потолочную плитку. Через заднюю стену помещения проходила семифутовая трещина.
В противоположном углу стояли трое мужчин. Все они повернулись в сторону вошедших, и двое из них мгновенно напряглись и направились к двери.
Потомственные преступники ничем не отличались от ищеек – полицейских они чуяли за версту.
– Мы вас что, чем-то испугали, ребята? – спросил Брайант.
Один из «ребят» втянул сквозь зубы воздух, выражая таким образом свое презрение, и Ким покачала головой. Чувство было взаимным.
Третьего, оставшегося, Стоун узнала: это был тот человек, которого она видела в крематории, когда они с Брайантом гнались за телом Мэри Эндрюс.
– Пастор Уилкс, – с сарказмом обратился к нему Брайант, – а я и не узнал вас без одежды.
Виктор Уилкс натянуто улыбнулся – было видно, что он с трудом переносит эту шутку, которую слышит уже не первый раз. Хотя Брайант был недалек от истины.
Одетый в церковные одеяния, Уилкс был образцом респектабельности, благоговения и дружелюбия. А вот здесь, в обычных условиях, он выглядел как совершенно ничем не примечательный человек. В крематории, при первой встрече, Ким решила, что ему около пятидесяти, но без церковных одеяний он стал лет на десять моложе. Обычные голубые джинсы и синий свитер подчеркивали его фигуру, состоявшую из одних мускулов.
– Хотите попить? – спросил он, указывая на серебряный сосуд.
Инспектор обратила внимание на два последних пальца его правой руки. Они были согнуты внутрь, как крючки. Такую травму она уже видела у бойцов, предпочитавших боксировать без перчаток, и поэтому, принимая во внимание его рост, который был выше среднего, решила, что когда-то он принимал участие в уличных боях.
Ким посмотрела на сосуд и ткнула Брайанта локтем в бок.
– Нет, спасибо, пастор… то есть проповедник, то есть… – забормотал ее коллега.
– Прошу вас, называйте меня Виктором.
– И какого черта вы здесь делаете? – спросила Стоун, зная, что ни один человек в здравом уме не появится в этом районе по своему собственному желанию.
– Пытаюсь дарить людям надежду, инспектор, – улыбнулся Уилкс. – Этот район – один из самых нищих в стране. Так что я пытаюсь доказать его жителям, что выход есть всегда. Осуждать их очень просто, но в каждом есть что-то хорошее, надо только уметь разглядеть его.
Ага, а вот и голос, приберегаемый для церемоний!
– И каковы ваши успехи? – раздраженно спросила Ким. – Сколько заблудших душ вам удалось спасти?
