Я не стал показывать, что меня встревожили его слова. В конце концов, какое мне дело, если с документами что-то не так?
И все-таки это меня встревожило. В самом деле обидно, если после всего, что нам пришлось пережить, эти бумажки окажутся бесполезными. Меня совершенно не интересовало, правильно они будут использованы или нет. Но намерения Эмиля казались мне наименее неприятными, и я испытывал желание помочь их осуществлению. Скорее всего, Моралес просто пытался выйти из игры не слишком изящно, и я решил больше не обсуждать с ним этот вопрос.
Я сходил за флягой Доминика. К нему самому прикасаться не хотелось, тем более забрасывать его ветками.
Я дал Моралесу еще попить и с удовольствием услышал, как участилось его дыхание.
— Давно узнал обо мне? — спросил он.
— Что ты на самом деле не полицейский, а служишь в должности Тупамары — или как ты себя называешь? Что ты можешь быть Саси? — спросил я. — Я не знал. Начал подозревать лишь после того, как ты отпустил нас.
Он хмыкнул:
— Ты должен был найти меня или бумаги?
Я не мог не почувствовать легкого торжества, потому что на самом деле бродил с завязанными глазами и чувствовал, как хвост осла щекочет предплечья.
— Конечно бумаги, — сказал я. — Сам ты никогда не считался слишком важной персоной.
Он зарычал и сплюнул.
— Процесс надо мной станет знаменитым! Вдохновляющий лозунг для всего движения! Будут похищать дипломатов и требовать моего немедленного освобождения. Ты хапнул больше, чем сможешь удержать, Овидий. Взяв меня, ты лишь укрепил движение!
Он закашлялся, схватился за живот и застонал.
— Они скоро придут? — спросил он.
— Кто?
— Твои коллеги, постоянно сующие нос не в свои дела. Не знаю, как вы еще называете этих свиней. Настал момент твоей славы. Когда они придут, наконец?
— Чувствуешь себя хуже? — поинтересовался я.
Он выругался.
— Мог бы захватить с собой морфин для неотложной помощи! — прорычал он.
— Кажется, виной всему некоторое недопонимание с твоей стороны, — сказал я, вернувшись к камню и глотнув воды. — Меня совершенно не интересует, Саси ты или нет. Мне важно, что ты — Моралес, и я поклялся тебя убить.
— Врешь! — воскликнул он. — После смерти я стану мучеником. Я слишком влиятелен, чтобы мной занималась мелочь вроде тебя. И останусь таким, живой или мертвый.
Он помолчал.
— Кому поклялся?
— Себе, — ответил я. — Не следовало так обращаться со мной и с Марией. Кстати, не обольщайся, мучеником ты не станешь. Тебе далеко до Че Гевары. Утонешь, не оставив кругов на воде. Сколько людей знает, кто именно был Саси?
— Я тебе не верю, — сказал он. — Если не врешь, почему просто не всадишь в меня еще одну пулю, чтобы прикончить?
— Потому что хочу посмотреть, как ты сдохнешь.
После очередного приступа кашля он сказал спокойным и тихим голосом:
— А ведь я все еще могу навредить тебе.
Я сидел и курил. Пусть говорит, что еще ему остается делать? Однако интересно, как именно он способен мне навредить.
— Человек, который дал тебе документы… — сказал Моралес полным злобного торжества голосом. — Не знаю, кто он такой, но только не Эмиль Бретан.
Вот оно что. Я ответил с легкой ноткой усталости, которую достаточно легко было изобразить:
— Мне все равно.
Он многое мог рассказать, но я не доставлял ему удовольствия вниманием к его словам. Постепенно он угас, даже не сумел изобразить напоследок вспышку гнева. Наконец он замолчал, а я стал ждать, когда пройдет ночь.
Я настоял на беседе с глазу на глаз. Не разговаривал ни на какие другие темы, постоянно повторял свое требование, пока они не поняли наконец, что уступать я не собираюсь.
Они вывели Марию из хижины и оставили меня наедине с ним. Я сомневался в том, что здесь успели насовать «жучков», но предпочел разговаривать шепотом.
— Клод, — сказал я, — как ты себя чувствуешь?
Он лежал на койке, смотрел в потолок. Верхняя часть его туловища была перебинтована. Он едва заметно улыбнулся и ответил:
— Поправляюсь.
Он повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза.
— Как ты узнал? — спросил он.
— Моралес сказал, что ты не Эмиль. Думал, что это расстроит меня. Ошибался.
— А где сейчас Моралес?
— Умер.
— Как?
— Я убил его.
— Рядом никого не было, когда он тебе это сказал?
— Никого.
— Ты никому не говорил?
— Нет, и не собирался.
— Отлично. Значит, у меня есть немного времени. Почему ты решил, что я Клод, когда узнал, что я не Эмиль?
— Честно говоря, я начал подозревать, что ты Клод, довольно давно. Эмиль исчез до твоей мнимой смерти. Меня удивило, что он узнал о ней так быстро, потому что в то время он метался по стране, перераспределяя деньги. Зачем ему понадобилось взламывать собственный сейф, чтобы забрать документы? Его исчезновение, твоя мнимая смерть, за которой последовало его появление, но с совершенно новым набором убеждений, — все это выглядело более чем странно. Но окончательно меня убедило твое нежелание встретиться с Марией. Даже Моралес не был уверен в том, кто ты такой. Его озадачило появление из ниоткуда человека, разбирающегося в финансах, обладающего полнотой знаний о предприятии и сильным физическим сходством, который начал вызывать у всех тревогу. Он думал, что ты — советский агент, занятый в сложной схеме дискредитации ЦРУ. Он даже немного обиделся, что его организации не оказали доверие и не посвятили в тайну, потому что он со своими людьми мог бы оказать содействие. У него не было времени допросить тебя надлежащим образом?
— Нет, контратака началась буквально через несколько минут.
Он снова перевел взгляд на потолок.
— Значит, ты догадался, что произошло с моим братом, — сказал он.
— Когда у тебя начались трудности в Риме, думаю, ты обсудил с ним возможность твоего быстрого перелета в Бразилию. Это не могло не встревожить его, потому что он тесно сотрудничал с Моралесом и его людьми — вот почему Моралес счел тебя самозванцем — и не выполнял должным образом договоренности, касающиеся распределения направляемых тобой денежных потоков. Он уговорил тебя встретиться с ним в Лиссабоне, хотел склонить на свою сторону, прежде чем ты приедешь в Бразилию, увидишь все собственными глазами и устроишь ему большие неприятности. Я полагаю, когда за неизбежным спором последовала драка, Эмиль был убит случайным выстрелом, причем в лицо, так что даже Мария не сумела его опознать. У тебя возникла мысль выдать себя за него и постараться, насколько это возможно, исправить то, что он натворил.
