Еще через месяц они на разных самолетах полетели в Париж.
Каждая встреча отличалась особой прелестью, приносила утонченное, тайное наслаждение, оставляя легкий шлейф мимолетности. Отношения решили сохранить в секрете, легкими, ни к чему не обязывающими. Двое взрослых людей получают удовольствие друг от друга, не более того.
Однако теперь от легкости не осталось и следа. Спонтанность закончилась.
Отсутствию обязательств пришел конец. Независимо от ее выбора, последствия будут очень серьезны. Невидимое глазу биологическое событие однозначно распорядилось: любое ее решение навсегда изменит жизни обоих.
Гарри не хочет ребенка и совершенно ясно дал это понять. Если Изабел решит родить, она останется одна. Потеряет Гарри. Потеряет свою свободу. Ей придется рассчитывать на помощь матери. Жизнь превратится в невыносимый замкнутый круг: тяжелая работа по дому, утренняя чашка кофе и детский лепет, отупляющий мозг.
С другой стороны, если она избавится от ребенка…
В груди Изабел растеклась тупая боль. Кого она хочет обмануть? В чем заключается так называемый «выбор»? Да, выбор у нее есть, как у каждой современной женщины, но истина в том, что выбора не существует. Она попала в рабство к самой себе: к материнскому инстинкту, которого никогда в себе не подозревала; к крошечному созданию, растущему в ее чреве; к огромной, всепобеждающей жажде жизни.
Руперт сидел на скамейке в Национальной галерее и рассматривал портрет Филиппа II Испанского. Минуло уже добрых два часа с тех пор, как Мартин пожал ему руку и ушел, на прощание сказав, чтобы Руперт звонил ему, когда пожелает. Расставшись с Мартином, он бесцельно бродил по городу, не замечая многочисленных посетителей магазинов и туристов, постоянно его толкавших. Погруженный в свои мысли, Руперт не видел перед собой вообще ничего. Когда на пути ему попадалась телефонная будка, он заходил в нее и набирал номер Милли, но у нее все время было занято, и Руперт втайне ощущал облегчение: он не хотел делить с посторонними смерть Аллана.
Пока что он не был к этому готов.
Письмо по-прежнему лежало в портфеле, так и не распечатанное. У Руперта не хватало смелости его прочесть. Письмо могло оказаться именно таким, как он ожидал, а могло и нет - он страшился и того и другого. Но теперь, под пронзительным, суровым взглядом испанского короля, Руперт открыл замки портфеля и достал конверт. Он во второй раз увидел свое имя, написанное рукой Аллана, и на него вновь нахлынула печаль. Это последняя ниточка, которая отныне свяжет их навсегда.
Одна часть Руперта хотела спрятать письмо и не открывать его, не осквернять последние слова Аллана прочтением, однако трясущиеся пальцы уже надрывали конверт, вытаскивая на свет плотные кремовые листки бумаги, каждый из которых с одной стороны был исписан четким, ровным почерком…
Дорогой Руперт!
Не бойся. Не бойся, сказал ангел[13]. Я пишу тебе не для того, чтобы смутить или огорчить. По крайней мере, сознательно такой цели я не ставлю. Нет.
Если честно, я вообще не уверен, зачем пишу. Прочитаешь ли ты когда-нибудь это письмо?
Может, и нет. Может, ты уже забыл, кто я такой; может, ты счастливо женат и растишь тройняшек.
Порой меня посещает фантазия: вот-вот дверь палаты распахнется, ты появишься на пороге и заключишь меня в объятия, а все остальные неизлечимые пациенты будут приветствовать нас радостными возгласами и бодрым стуком больничных палок.
В реальности же это письмо, подобно многим другим изделиям промышленности, когда-то полезным для владельцев, скорее всего, завершит свое существование в мусорном контейнере, а потом его переработают в чей-то завтрак. По-моему, неплохая идея.
Хлопья «Аллан», с добавлением оптимизма и капельки горечи.
И все равно я продолжаю писать, будто надеясь, что однажды ты найдешь дорогу ко мне и прочтешь эти строчки.
Что это - плод болезненного воображения? Может, я придаю нашим взаимоотношениям значимость, которой на самом деле не существовало?
Срок, отпущенный мне на этой земле, вдруг сократился так резко, что мое восприятие мира несколько исказилось. Однако, вопреки всему, я пишу. Правда в том, Руперт, что я не могу покинуть эту страну, не говоря уж об этой земле, не оставив где-нибудь на клочке прощального послания тебе.
Когда я закрываю глаза и вспоминаю тебя, ты видишься мне таким, как тогда, в Оксфорде, хотя с тех пор ты наверняка изменился. Как выглядит Руперт пять лет спустя и чем он занимается? У меня есть догадки, но нет желания их раскрывать. Не хочу быть самоуверенным идиотом и считать, что знаю тебя лучше, чем ты сам себя. Это было моей ошибкой в Оксфорде. Я спутал гнев с интуицией, принял свои собственные желания за твои. Какое право я имел сердиться на тебя? Жизнь - намного более сложная штука, чем мы оба тогда представляли.
Я очень надеюсь, что ты счастлив. И боюсь, что - раз ты читаешь мое письмо - это не так. Счастливые люди не копаются в прошлом в поисках ответов на вопросы. В чем истина? Не знаю. Может быть, оставшись вместе, мы обрели бы счастье, и жизнь была бы прекрасна. Однако полной уверенности нет.
Как оказывается, мы пережили самые лучшие моменты, какие только могли пережить.
И расстались. По меньшей мере, хотя бы у одного из нас был выбор, пусть даже не у меня. Если бы мы затянули с решением до сегодняшнего дня, выбора лишились бы оба. Расставание - это одно, смерть - нечто совсем другое. Знаешь, я не уверен, что справился бы со всем сразу. Мне и без того понадобится довольно много времени, чтобы осознать, что я умираю.
Но стоп. Я обещал себе, что не буду говорить о смерти. Смысл совсем в другом.
Мое письмо - не признание вины, а признание в любви. Как просто, правда? Я до сих пор люблю тебя, Руперт. До сих пор тоскую по тебе. Вот, собственно, и все, что я хотел сказать. Я все еще люблю тебя. Скучаю по тебе. Если мне больше не суждено тебя увидеть… что ж, такова жизнь. Но я все-таки надеюсь, что мы еще встретимся.
Искренне твой, Аллан
Чуть позже в зал галереи вошла молодая учительница в окружении гудящей толпы ребятишек. По плану урока они должны были перерисовать портрет Елизаветы I.
Однако, обратив внимание на сидящего на скамье молодого человека, учительница быстро развернула класс и отвела детей к другому портрету. Руперт, из глаз которого катились безмолвные слезы, этого даже не заметил.
Вернувшись домой, Гарри увидел машину Саймона, припаркованную на обычном месте.
Он прямиком направился в комнату сына и постучал. Не получив ответа, приоткрыл дверь. Первым, что бросилось ему в глаза, был костюм Саймона на дверце шкафа - визитка, так и не снятая с вешалки. В корзине для бумаг валялось приглашение на свадьбу. Гарри поморщился и закрыл дверь. Помешкав, он спустился по лестнице и прошел через коридор в комплекс отдыха.
