– Подожди, постой. Черт, – бормочет он, прерывая поцелуй.
Отвожу голову и бросаю на него вопрошающий взгляд:
– Что? Что стряслось?
Член у него сломался, что ли? О, боже драгоценный, прошу тебя: не дай ему сломаться. МНЕ БЕЗ НЕГО НЕ ЖИТЬ.
– Мне пописать надо. Не забудь, о чем думала, – говорит он, высвобождаясь из моих рук и выкарабкиваясь из кровати.
Я переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок. Проходит несколько минут, а я все еще не слышу шума спускаемой воды.
– Эй, у тебя все в порядке? – кричу я.
– ТССССССС! НИКАКИХ РАЗГОВОРОВ! – долетает ответный крик.
Что еще за хрень?
– Что значит – никаких разговоров? Что происходит, черт возьми?
Слышу, как из ванной доносятся несколько неразборчивых фраз, приподнимаюсь на локте так, чтоб видна была закрытая дверь туалета.
– Не могу пописать! – кричит мне Картер.
– Что значит не можешь пописать?
Едрена-мать, он И ВПРЯМЬ сломался. Знала же, что должна была почаще им пользоваться в последние месяцы. Он ломается, если им не пользоваться.
– Я серьезно: ты должна перестать разговаривать. Ты только хуже делаешь.
– Что за чертовщину ты несешь? Как это я делаю только хуже?
Дверь туалета наконец-то открывается, Картер стоит, подбоченясь, а трусы его впереди натянулись, как палатка.
– Все потому, что твой голос меня возбуждает, и я никак не могу унять этот, бенать, столбняк! Будь все как обычно, я б тебе этого никогда бы не сказал, но тут случай экстренный. Так что заткнись, к чертям, на минутку, чтоб я пописать смог!
С этими словами он скрывается в туалете и с силой захлопывает за собой дверь.
Ну, по крайности, все по-прежнему работает.
* * *
– О, когда страхи Картера остались позади, все было потрясающе, – сообщаю я на следующий день Лиз по телефону. – Он был убежден, что ребенок увидит его член и либо позавидует, либо ему всю жизнь станут кошмары сниться про член-чудовище, пытавшийся слопать его личико. Потом он захотел попробовать и достал презерватив, потому как думал, что его сперма может утопить дитя. Мне всамделе пришлось притащить в постель ноутбук и показать ему, что у него член должен быть фута в два[74], чтобы хоть как-то добраться до ребенка.
Сегодня Картер работает в дневную смену, а я трачу послеобеденное время на то, что сдираю обои в комнате, которой суждено стать детской. На это ушло несколько часов, и я вымоталась. Устроила перерыв, чтобы позвонить Лиз и доложить ей о том, как прошел у нас остаток вчерашнего вечера. Коль скоро в последние месяцы она то и дело во все трубы трубила мне, как часто мы НЕ занимаемся сексом, я чувствовала: она достойна быть в курсе дела. Проболтав с ней несколько минут, решаю прогуляться к местному магазинчику на углу, чтобы утолить нынешнюю свою прихоть беременной – выпить черешневого сока с измельченным льдом. Я проделывала это каждый божий день, с тех самых пор, как отыскала этот напиток. Вкуснотища и освежает хорошо, а единственное место, где продается черешневый сок, недалеко от нашего дома, сразу за углом.
Прячу Гэвина в машине и еду по улице. Оказавшись внутри магазина, как пчела, освоенным путем, таща за собой Гэвина, добираюсь до самого дальнего угла, где стоит автомат для дробления льда. Подхожу к нему и застываю как вкопанная, разглядывая болтающуюся табличку.
– «Неисправен»? Что значит «неисправен»? – произношу я вслух.
– Это значит, что машина не работает, – говорит Гэвин.
– Я знаю значение этого выражения. Но это же автомат для дробления льда. Он обращает воду в лед и добавляет черешневый сироп. Неужели автомату так трудно это сделать?
Замечаю, что автомат все еще подключен к сети, а потому, отпустив руку Гэвина, хватаюсь за штепсель и принимаюсь трясти его взад-вперед.
Лампочка, сообщающая, что автомат включен, не загорается, а потому я принимаюсь раз за разом нажимать на все кнопки. Когда ничего не получается, начинаю шлепать ладонью по боку автомата.
– Мама, ты его разобьешь, – предупреждает Гэвин.
– Глупый кусок гнилой рухляди. От тебя только и требуется, что наготовить льда, ты, бестолковая куча конского навоза! – кричу я, совершенно не обращая внимания на Гэвина.
О, боже мой, мне нужен этот напиток. Он нужен мне, как нужен воздух для дыхания. Почему только, едрена-мать, эта штука не работает?!
В этот момент, я уверена, разум покидает мою голову. Я продолжаю совершать физическое насилие над автоматом, барабаня по нему кулаком и обкладывая его так, будто он способен мне дать сдачи или ответить.
– Нечего сказать в свое оправдание, засранец? Не можешь даже ПОПЫТАТЬСЯ поработать? Ленивый кусок дерьма! А ну, отрывай задницу и делай мне напиток!
Стали появляться зеваки. Чувствую их взгляды на себе, пока своими руками насилую эту машину для заморозки льда. Дергаю за провода, сую пальцы во все дырки, снимаю, наконец, целиком передний кожух, выставляя напоказ все внутренние устройства.
– Мэм, я попросил бы вас отойти от этого автомата, – обращается ко мне человек в форме охранника углового магазинчика.
– Какого черта ваш автомат не работает? Вам надо наладить его, – отвечаю ему я, стоя с кожухом в руках и прикрываясь им как щитом.
– Приносим извинения, но в нем отказала одна деталь. Пришлось заказать новый автомат, и его доставят не раньше следующей недели, – объясняет охранник, выворачивает у меня из рук кожух и ставит его в сторонку.
– На следующей неделе? НА СЛЕДУЮЩЕЙ НЕДЕЛЕ? И как, по-вашему, народу обходиться без напитков со льдом, если им придется ждать целую неделю? – спрашиваю я.
– Боженька не хочет, чтобы ты пила напиток со льдом, – говорит мне Гэвин.
Я опускаю на него вопросительный взгляд.
– Боженька – царь всего мира, и он говорит, что тебе не надо это пить. Можно мне мороженое? – просит сын.
– Бог не ведает. ОН НЕ ВЕДАЕТ, – жалуюсь я.
Я почти уверена, что испытываю некий исход из собственного тела. Вижу саму себя, действующую как полная стерва, и ничего не могу с этим поделать. Я, как наркоман, которому нужно уколоться: руки трясутся, голову ломит, кажется, еще две секунды, и я продам своего сына и туфли за очередную дозу черешневого напитка со льдом.
Беру Гэвина за руку, спокойно выхожу из магазина и еду домой.
Как только мы оказываемся дома, я хватаю телефон и звоню Картеру. Он берет трубку с первого же звонка, а меня только на то и хватает, чтобы истерически рыдать в нее.
– БОЖЕ МОЙ, КЛЭР?! Что происходит? Все в порядке? Что-то с малышкой? Гэвин ударился? – кричит Картер.
