Хорунжий насмешливо глядел на него.
— Сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три… да, все точно — сто двадцать три монеты было в этом мешке, — он всыпал монеты обратно и завязал мешок. Потом развязал его снова, вынул оттуда одну монету и подвинул ее на столе к хорунжему. — Благодарю за помощь…
— Это что взятка должностному лицу? — грозно нахмурился хорунжий.
— Нет, что ты, — смутился князь, — это благодарность за…
— Прошу положить монету обратно в мешок, — холодно сказал хорунжий Катинас.
Князь Четвертинский развязал мешок, вложил монету внутрь и, снова завязав, придвинул мешок к себе.
— Нет, — сказал хорунжий и указал пальцем место на столе рядом с собой, — сюда.
— Как? Ты хочешь отнять у меня все мое…?..
— Я нахожусь на службе, князь! — прикрикнул на него хорунжий. — Тем временем ты уже второй раз наносишь мне оскорбление, сначала предложив взятку, а затем, предположив, что я, слуга короны, призванный бороться с преступниками и ворами, хочу украсть у тебя твое золото! Так вот сообщаю тебе, князь: согласно правилам я должен сдать все отнятые у преступника и похищенные им ценности в казенную канцелярию при дворе, там об этом будет составлен соответствующий протокол, а спустя несколько месяцев ты можешь обратиться туда и там тебе выдадут похищенные преступником и возвращенные нами ценности.
Князь Четвертинский слегка побледнел и засуетился.
— Видите ли, господин хорунжий, я глубоко уважаю… и все такое… но, — он перешел на шепот, оглянувшись по сторонам, — но, понимаете, эти деньги мне позарез нужны сейчас. Именно сейчас, а не через несколько месяцев. Нельзя ли как–нибудь…
Хорунжий Катинас казалось смягчился.
— Гм, я всегда готов пойти навстречу хорошему человеку, быть может, я и смогу тебе помочь, однако скажи мне, князь, зачем тебе здесь в лагере в окружении воинов в походных условиях держать такие деньги? Сам видишь, один раз их украли — могут украсть снова.
— Эти деньги… Они…
— Послушай, князь, — сказал вдруг негромко хорунжий Катинас, склонившись над столом, — если тебе удастся убедить меня в том, что эти деньги тебе необходимы именно сейчас — я пойду тебе на уступку и позже сам составлю протокол об изъятии, а ты мне дашь расписку в получении. Но я хочу знать правду, князь, и уж поверь мне я постоянно имею дело с преступниками, которые лгут, и потому сумею отличить правду от лжи. Скажи мне честно: зачем тебе здесь, в полевом стане, где идут боевые учения, нужны такие большие деньги в золотых монетах?
Князь Четвертинский замялся, испытующе глядя в глаза хорунжего, который, не мигая, смотрел на него.
Такой и вправду раскусит… Придется сказать…
— Это золото предназначено для оплаты войска, которое там, — он указал рукой в сторону выхода из шатра.
— Разве это не войско князя Бельского? — спросил хорунжий.
— Да, это так, но князь уступил мне его на некоторое время.
— Для чего? — сверлил князя глазами хорунжий.
— Дело в том, что мы с князем Бельским…. Как бы это сказать…. Находимся в опале… и вот мы решили совместными усилиями оказать некую услугу короне…. Я думаю, что ты, как ее слуга, должен одобрить это…
— Что же это за услуга?
— Мы хотим разгромить банду лесных разбойников, которые грабят людей…
— Уж не тех ли, которых полтора года мы не можем схватить?
— Да, именно тех.
— Но если мы не можем найти их, то как ты намерен это сделать?
— У нас есть один человек, — шепотом сказал князь Четвертинский, — Богдан Вишня, он знает, где они.
Хорунжий задумался.
— Я верю тебе, князь, — решительно сказал он и подвинул кожаный мешок в сторону князя Четвертинского, — хорошо, что ты мне это сказал, — он накрыл своей ладонью мешок. — Но никому ни слова о нашем разговоре. Ты понял?
— Да, конечно, — закивал князь.
Хорунжий убрал руку с мешка.
— А теперь напиши мне расписку в том, что я вернул тебе похищенное золото…
… — Пойманная мной воровка, — сказал хорунжий Катинас Богдану Вишне, — показала, будто украла во время гадания этот документ, предполагая, что он имеет для тебя ценность. Она рассчитывала, что, в последствии, ты выкупишь его у нее за большие деньги.
Они сидели на двух пнях в дальнем конце лагеря, вокруг никого не было, и это очень радовало Богдана.
— Не знаю, почему она так решила, — пожал он плечами, — это обыкновенное письмо… Моей жене… Я писал ей, чтоб она не торопилась продавать овощную лавку за долги…. Писал, что я тут, возможно, заработаю немного, и мы расплатимся….
— Посмотри внимательно, — хорунжий развернул перед лицом Богдана лист бумаги, — это то письмо?
— Да конечно! — обрадовался Богдан, и протянул руку, чтобы взять письмо.
— Минуточку, не так быстро! — хорунжий резко повернул лист и показал Богдану тыльную его сторону.
Обратная сторона листа была испещрена непонятными значками коричневого цвета, неравномерно проступившими на бумаге.
Богдан Вишня побледнел как полотно.
Он был начинающим служителем тайной веры — всего лишь братом второй заповеди, но он знал главное правило, нарушение которого каралось смертью: письма написанные тайнописью не должны попасть в чужие руки.
Он прекрасно помнил, при каких обстоятельствах это письмо пропало.
Два дня назад Богдан находился один, днем в своем небольшом шатре. Написав обычными чернилами письмо жене, он, как его учили, поставил в верхнем правом углу листа маленький косой крестик — знак того что или между строк, или на обратной стороне листа находится послание, написанное тайнописью «Х» — единственной тайнописью известной Богдану. Затем особыми прозрачными, как вода чернилами, невидимыми на бумаге до тех пор, пока ее не разогреют, он написал очередное донесение старшему брату по вере. Богдан докладывал, что тренировки воинов прошли успешно, подходят к концу и что вскоре они выступят в поход на Антипа, а точную дату он сообщит сразу же, как только она будет назначена. Он уже закончил писать и собирался свернуть лист в трубочку, но тут в шатер, звеня бубном, потряхивая из стороны в сторону грудью, и соблазнительно улыбаясь, ворвалась цыганка Роза, заговорила ему зубы, отвлекла и нагадала, будто Богдан настолько разбогатеет, что не только отдаст свой долг, но и станет владельцем всех овощных лавок в своем городе. И только через минут десять после ее ухода Богдан обнаружил, что его письмо с тайнописью пропало.
Он выбежал из шатра и стал повсюду разыскивать мнимую цыганку, но ее и след простыл.
А вот теперь перед ним сидел хорунжий тайной великокняжеской службы и держал развернутый лист, на котором проступила тайнопись.
