— Мне очень жаль, — сказал Тоби. — Но вы совершенно правы: ничего не получается. А почему вы считаете, что огонь не может перекинуться на Дерево?
Заключенный ответил не сразу, но потом твердо произнес:
— У них приказ: если пожар невозможно потушить, они должны отрубить омелу от Дерева.
Тоби сунул ключ в карман. Мозг заработал с лихорадочной быстротой.
— В тюрьме есть запас воды?
— Заключенные пьют только дождевую воду, которая стекает по коре. Есть резервуар над домом Альзана.
Со всех ног Тоби помчался в другую сторону. Он спешил, но не к камере 001, а к центру Гнобля.
— Погоди! — крикнул ему вслед заключенный.
Но Тоби уже исчез.
Дом Альзана был пуст. В центральном узле оставался всего один охранник. Удалось увести даже начальника, он был в полубессознательном состоянии после того, как трижды бросался в огонь, пытаясь спасти свою ненаглядную доченьку.
Гуз Альзан, палач под стать самым жестоким убийцам, был нежнейшим отцом, готовым на все ради дочери. В огне пожара действовал совсем другой Гуз Альзан. Он вышел из него весь черный, в слезах, ослепший от дыма, — вышел без своей Берник.
Тоби без труда отыскал резервуар. Он был огромен. Из него должна была получать воду вся тюрьма. Но Гуз распорядился, чтобы заключенные довольствовались водой, которая появляется на полу их камер.
Ударом ноги Тоби выбил первую затычку резервуара. Потом еще одну, еще… Вода хлынула потоками. Тоби повис над резервуаром. Как только вода достигла огня, раздалось громкое шипение и повалил густой дым. Пар поплыл по всей тюрьме облаками. Похоже, огонь сразу затих. Зато ничуть не затихли крики и шум. Орали охранники, вопили заключенные.
Тоби вновь пустился бежать к сектору строгого режима. Он пробирался сквозь дым и пар, но все-таки узнал камеру узника с раненой рукой и крикнул ему:
— Огонь уже гаснет! Я не мог сделать больше. Бегу помогать родителям! Пока!
— Погоди! Послушай! Как только я понял, кто ты, я пытаюсь сказать тебе… Твои родители…
Тоби не услышал конца фразы — слишком громкий гул стоял вокруг.
— Что? Что? — переспросил он.
Заключенный закричал очень громко. Теперь Тоби хорошо его расслышал, но слова не дошли до его сознания. Каждая клетка его тела отталкивала эти слова, чтобы они не добрались до сердца. Но заключенный повторил их еще раз, и они вонзились как отравленные стрелы в солнечное сплетение Тоби.
— Твоих родителей уже нет на свете.
Вот что сказал заключенный.
Тоби подошел к нему поближе. Стоял, бессильно опустив руки. Больше не слышал криков и воплей — только глухой голос заключенного, который негромко рассказывал ему:
— С твоими родителями расправились еще зимой. Я слышал, как Мич и Альзан говорили об этом. Они пустили слух, что твои мама и папа в Гнобле, чтобы завлечь тебя сюда и схватить. Остерегайся здесь каждого. Беги. Им нужен ты. Теперь им осталось поймать только тебя.
Тоби отшатнулся от решетки. Заключенный прибавил:
— Чтобы схватить тебя, они готовы подкупить кого угодно.
Он показал свою кровоточащую руку.
— В тюрьму приходила девчонка по имени Буль. Так она раздавила мне руку и не поморщилась… Раздавила, и все… Безо всякой причины… Они тут все такие… Остерегайся!
— Вы лжете! — закричал в ответ Тоби. — Лжете! Вы все тут лжете!
И он бросился вперед, нырнув в белый удушливый дым.
В дороге он повторял: «Элиза их видела! Элиза их видела!»
Тоби продвигался в тумане, словно шел по лесу лишайника. «Элиза мне сказала, что видела их. Она даже гладила их по голове!» Тоби читал номера камер в секторе строгого режима: 009… 008…
«Он сказал, что Элиза раздавила ему руку. Она не способна на такое! Он лгун! Подлый обманщик!»
Пот и слезы заливали Тоби глаза. Он почти ничего не видел. 004…003… 002…
Тоби остановился перед камерой 001. Он снова держал в руках ключ. Он уже поднес его к замочной скважине. Вдалеке слышались приглушенные голоса. Ключ вошел в скважину, но поворачивать его не пришлось — дверь сама приоткрылась. Камера была не заперта. Тоби толкнул дверь плечом.
В слабом свете керосиновой лампы на скамейке спиной к нему сидели мужчина и женщина. Они были в цепях — но живые! Слезы хлынули из глаз Тоби. Он ринулся к родителям.
Вдруг из темноты кто-то прыгнул на него и повалил на землю.
Но что могло остановить Тоби, когда в двух шагах от него были папа и мама? В долю секунды он уже сидел верхом на своем противнике, держа его за волосы.
— Тоби…
Противник назвал его по имени. Тоби вгляделся ему в лицо.
— Лекс?!
Да, это был Лекс Ольмек. Сын мельника с Нижних Ветвей.
Тоби не мог понять, откуда он тут взялся, но хватки не ослабил.
— Значит, работаешь на этих гадов? Как твой папочка?
— Нет, — ответил Лекс. — Я ни на кого не работаю. Я знаю, что сделали мои родители твоим. Мне за них стыдно. Но я им сын и должен их освободить.
— Освободить?
— Вот уже семь месяцев, как они в Гнобле. И всё из-за мельницы. Здесь их ждет гибель. Семь месяцев я готовил побег и сейчас у цели. Не мешай мне.
У Тоби мелькнула мысль, что они добрались до Гнобля за неделю. И оказались вместе в тесной камере тюрьмы, откуда побег невозможен.
— А в этой камере что тебе понадобилось, Лекс? Твои родители, они где?
— Вот они.
Женщина и мужчина, сидевшие на скамье, повернули головы.
Да, это были Ольмеки! Вернее, то, что от них осталось, — два скелета с прозрачной кожей, истощенные голодом, страхом и раскаянием.
Тоби отпустил Лекса и упал на пол камеры. Почти беззвучным голосом он спросил:
— А мои родители? Где они?
Никто не решился ему ответить.
— Их зовут Сим и Майя Лолнесс, — затараторил Тоби. — Мои родители… Мой папа, он очень высокий, а когда смеется, всё вокруг тоже смеется. У него в ладонях помещается моя голова. Он подарил мне звезду. Звезда называется Альтаир.
— Мы их знаем, Тоби, — шепотом сказал Ольмек-старший.
Тоби сам не знал, что говорит, но продолжал бормотать:
— Моя мама пониже папы. От нее пахнет хлебом из тертых листьев с пыльцой. Она поет, только когда ее никто не слышит. Но можно подслушать. Скажешь: «Пойду прогуляюсь», — а сам приложишь ухо к двери и слышишь: она поет…
