— Войдите.
Она повиновалась. Он бросил быстрый взгляд на кружева ее ночной рубашки.
— Такое впечатление, что эти машины едут сюда. Они уже на дорожке возле дома.
Почти шепотом Уилфрид сказал:
— Они едут сюда. Три машины. Это Омер.
— Он не в Италии?
— Он возвращается оттуда. На обратном пути заехал сюда и проведет ночь здесь.
Кароль побелела также, как и он.
— Что же нам делать, Уилфрид?
— Поскольку они были в Италии, может, им ничего не известно.
— Но что они подумают, когда увидят нас здесь вдвоем?
— Пусть думают, что хотят. Это неважно. Когда они уедут, мы тоже уедем, только в другую сторону.
— А если они знают?
— Если знают, мы испробуем на них действие правды. Ведь вы все продолжаете верить в нее, в ее силу, не так ли? Увидите, как они посмеются над этим. Это вас должно убедить.
Послышались голоса. Кто-то открывал отчаянно скрипевшие ворота. Свет фар ударил в ставни, осветив комнату.
— Возвращайтесь к себе и ложитесь. Я их встречу.
Глаза ее затуманились от выступивших слез. Он коснулся ее руки. Внизу захлопали дверцы машин, раздался мужской и женский смех. Ее рука была горячей.
— Бегите, Кароль, бегите быстрее.
Он подтолкнул ее к двери. А Омер орал уже во все стороны:
— Дамы и господа, неприятная новость, исчез ключ!
Вся компания разразилась фонтаном восклицаний. Уилфрид, чуть заметно дрожащей рукой, распахнул ставни в своей комнате и показался в оконном проеме.
Все, оторопев, повернули головы к нему. Омер вздрогнул от неожиданности, потом, как комик на эстраде, скрестил на груди руки, и этот жест тут же успокоил Уилфрида.
— Вот это да! Захватчик! Уилфрид! Какого черта ты здесь делаешь, презренный любитель американских забегаловок?
Уилфрид машинально подхватил эту манеру развязного разговора, который в этой компании считался своего рода визитной карточкой.
— Я сплю. В такой час я, как тот генерал, который хочет спать и умереть в своей кровати. Короче, я сплю.
Омер был на седьмом небе.
— И спишь ты один?
— Да, мсье.
— Кто это? — спросила какая-то брюнетка в белом летнем пальто.
— Это же Уилфрид! — закудахтал лысый господин, жирный и красный. — Эй, Уилфрид!
— Привет, Брюно, — узнал его Уилфрид, перегнувшись для этого через подоконник.
— Это еще не все, — ответил Омер. — Напяливай-ка трусы и спускайся, открывай нам.
— Пусть идет голым, — вопил лысый, — голым!
Уилфрид закрыл окно и медленно вытер рукой вспотевший лоб. Кароль окликнула его из коридора:
— Они ничего не знают?
— Во всяком случае, по их виду этого не скажешь.
Внизу уже вовсю дубасили в дверь. Вздыхая, Уилфрид спустился, повернул ключ в замке и тут же утонул в приветствиях, хохоте, шелесте женских платьев, запахе духов.
— Вот он, Уилфрид, которого мы видели в окне, собственной персоной, — тоном зазывалы сообщал Омер. — Это — Люси. Вон та — Эдвидж. Эта, высокая, — Валери. А та, что качается, — это Черная Молли, черная, как ночь, есть такая аквариумная рыбка, так же называется. Косоглазую зовут Нэнси…
Женщины со смехом отнекивались.
— Брюно ты уже знаешь — это животное. Вот Фрэнк. Затем Лелио, он сбежал из своей родной Италии, где его разыскивали, чтобы убить. Он знаменит осквернением религиозных святынь, контрабандой и прочей ерундой.
Тот, кого назвали Лелио, прыснул от смеха, уткнувшись в грудь Черной Молли, женщины в белом пальто.
— Где винный погреб? — горланил Фрэнк.
— Брюно тебе покажет. И принесите шампанского, море шампанского!
Омер оттащил Уилфрида в сторону:
— Не смущайся. Ты хорошо сделал, что приехал.
— Я думал, ты в Италии.
— Италия не может длиться вечно, как и все. Я жутко рад тебя видеть. Теперь скажи мне, с кем ты приехал.
— Ни с кем.
— Невозможно.
— Почему?
— Потому что женщины еще ходят с дамскими сумочками, а я заметил одну такую, торжественно лежащую на столе. Если бы я не был джентльменом, я порылся бы в ней, а потом раструбил бы на всех перекрестках имя и фамилию твоей подружки.
Уилфрид заставил себя улыбнуться.
— Но ты же джентльмен.
— Вот именно. Я ее знаю?
Уилфрид не отвечал, лихорадочно соображая, чем все это может кончиться.
— Я ее знаю?
— Послушай, Омер, это совсем не то, что ты думаешь.
— Как, это не женщина! Так что же, эта сумочка принадлежит полисмену?
— Омер! Омер! — скандировали гости.
Омер грубо отмахнулся от них.
— Я догадался, Уилфрид. Да, да, я догадался. О твоем странном поведении. У тебя неплохой вкус. Поскольку ты не поднимаешь глаз от пола, я делаю вывод, что это — жена одного из твоих друзей. Самого лучшего, может быть? Я чрезвычайно счастлив и горд иметь среди своих гостей очаровательную, утонченную, самую ослепительную блондинку, прелестную мадам Эйдер. Кароль, если память мне не изменяет, мадам Эйдер.
Уилфрид схватил его за руку.
— Омер, умоляю тебя!
Омеру не понравилось, что его шутка не имела успеха.
— О, извини, Уилфрид! Извини! Ты влюблен. Да, да, трагическое лицо, изменившийся голос, это никого не введет в заблуждение. В отличие от мадам Эйдер. За твою любовь и прими мои поздравления.
— Клянусь тебе.
— Что ты не спал с ней?
Глаза Омера, скрытые стеклами очков, ликовали. Уилфрид раздосадовано вздохнул:
— Я с ней не спал.
— А что же ты делал с этой дамочкой? Играл в карты?
— Ты даже не представляешь, как близок ты к истине.
Омер поморщился:
— Это не смешно, Уилфрид. Совсем не смешно. Говори это кому угодно, только не мне. Ты, пожалуй, обставишь и Тристана с Изольдой. Только в этом доме нет меча.
Уилфрид посмотрел ему прямо в глаза:
— Да все равно, думай что хочешь! Только…
— Только что?
— Джентльмен?
— Джентльмен! Конечно!
Он состроил равнодушную мину и пожал плечами, явно забавляясь:
— Бедняга, Уилфрид! Я тоже однажды был влюблен. В четырнадцать лет. И больше это не возвращалось. Я заставил любовь бояться меня.
