Мажоров предусмотрительно принес с собой плакаты, фото и один из блоков аппаратуры.
Сергей Павлович выступал долго, говорил о расточительно большом весе приборов, создаваемых для ракетной и спутниковой программы. Он не жалел едких замечаний, демонстрировал большие штекерные разъемы, тяжеленные экранированные кабели. Хотя это никоим образом не относилось к ЦНИИ-108. Тем не менее ни для кого Королев не делал исключений, он заявлял, что только исключительно высокая энергетика отечественных (читай, его королевских) ракет позволяет выводить все это в космос.
Пришлось ответить Сергею Павловичу. Мажоров, обиженный такими беспардонными упреками, тоже особенно в выражениях не стеснялся. Он сказал, что, видимо, Королев и в глаза не видел аппаратуру, которую создает их институт, иначе он был бы сдержанней в своих оценках. Тут же Юрий Николаевич продемонстрировал один из блоков аппаратуры, и положил на стол перед Устиновым и Королевым фото всей станции. Добавил: удельный вес одного кубического сантиметра их станции всего в два раза тяжелее воды! А этот показатель, как известно, почти в пять раз выше общепринятого, что говорит о тщательной отработке аппаратуры.
Возразить было нечего. Пришлось Королеву в заключительном слове как-то выкручиваться, и даже сделать комплимент в адрес «сто восьмого». Хотя произнес он его нехотя и весьма невнятно. Да дело, собственно, и не в оценках Королева. Важнее было другое — в решении Военно-промышленной комиссии, где клеймились позором отстающие, «сто восьмого», к счастью, не оказалось.
После полета Гагарина и других космонавтов, когда стало ясно, что человек может находиться в космосе, и к тому же выполнять определенную работу, Сергей Павлович увлекся идеей создания орбитальной станции с экипажем на борту. Он начал проектирование такой станции. Разумеется, наряду с другой аппаратурой планировалось оснастить ее средствами радио-, радиотехнической и фоторазведки. А поскольку существование такой станции с разведцентром на борту в секрете долго не удержишь, то возникла реальная опасность ее уничтожения на орбите. Средством поражения мота стать управляемая ракета.
И тогда по просьбе Королева перед учеными института была поставлена задача: разработать средство защиты орбитальной космической станции. Главная цель защиты состояла в том, чтобы вовремя обнаружить атаку и принять меры к ее отражению. Такой проект был разработан и получил кодовое наименование «Дымка».
Когда работы завершились, Мажоров выехал в Болшево, в КБ Королева, чтобы доложить о готовности комплекса.
«Обстановка была сугубо деловая, — вспоминал Юрий Николаевич. — В зале, где проходили научно-технические заседания, за столом председателя сидел Королев, его заместители, среди которых помню Бушева и Чертока.
Стоя у доски и используя иллюстративный материал, я доложил о проделанной работе. Комплекс состоял из средств снижения радиолокационной заметности (выстреливаемых ложных отражателей), а также устройства взаимодействия с активной системой обзора пространства (радиолокатор). Вероятность срыва атаки была не менее 0,9. А вот вес системы с учетом всех элементов оценивался в 200 килограмм».
Королев слушал внимательно, задал целый ряд вопросов. Долго молча ходил, обдумывая услышанное. Затем стал методично добиваться от меня снижения веса комплекса. Но здесь я ничем помочь ему не мог. Названная цифра была самой оптимистичной.
В заключение этого долгого разговора Сергей Павлович поблагодарил меня за глубокую и всестороннюю проработку проекта и горько посетовал на «огромный вес» системы. Еще раз предложил поработать над весом. Но я ответил, что как радисты мы себя полностью исчерпали. А вот, возможно, над конструкцией спутника смогут потрудиться его люди. Я, например, понимал, что орбитальная станция имеет много плоскостей, которые могут стать прекрасными отражателями сигналов. Надо только изменить конструкцию некоторых элементов. Впрочем, при этом хорошо осознавал, что Королев вряд ли на это пойдет».
Таким был период 1961 — 1964 годов в истории института и в жизни его главного инженера Юрия Мажорова. Вырос авторитет «сто восьмого», активизировалась его деятельность в связи с разработками по самолетной и ракетной тематике.
«ПРОШУ ОСТАВИТЬ В ПРЕЖНЕЙ ДОЛЖНОСТИ…»
Мажоров поднялся из лаборатории в свой кабинет. В приемной его встретила секретарь.
— Юрий Николаевич, звонили от Казанского. Завтра утром он ждет вас у себя.
«Я даже знаю, зачем ждет», — подумал Мажоров. Месяц назад директор института Петр Плешаков ушел на повышение в министерство. Калмыков взял его к себе замом. В ту пору у министра было пять заместителей, Плешаков стал шестым. Исполнять обязанности руководителя ЦНИРТИ назначили Мажорова. Теперь его вызывает первый замминистра Георгий Казанский: не трудно спрогнозировать, что, возможно, поступит предложение стать директором. Что ж, предложение солидное и почетное, но Мажорову в директорское кресло не хотелось. Не нравились бесконечные хозяйственные заботы, выпадающие на долю начальника института. Да и обязанности главного инженера еще не наскучили. Юрий Николаевич искренне считал, что его призвание — научная работа. Хотя прекрасно понимал и успел убедиться на собственном опыте, что главный инженер и одновременно заместитель по науке все равно не может стоять в стороне от административно-хозяйственных вопросов. И все-таки в основном они в ведении директора. Словом, собираясь в министерство, он твердо знал, если предложат начальственное кресло, будет отказываться.
Так оно и случилось. Казанский с торжественным видом объявил, что есть мнение назначить Мажорова директором института. Юрий Николаевич поблагодарил первого заместителя министра за оказанное высокое доверие и… отказался. Это было столь неожиданно для Казанского, что тот открыл в растерянности рот и выпучил глаза.
— Да ты, что Юрий Николаевич? Кто ж отказывается от такой должности?!
Пришлось выложить все аргументы и говорить очень убедительно, чтобы не обидеть первого зама. Выслушав долгое и горячее объяснение, Георгий Петрович только руками развел.
— Вот задал ты задачку. Теперь надо думать, кого назначить.
И он вопросительно посмотрел на Мажорова: «А ты мол, как думаешь?»
— А полковник Емохонов. В Протве он возглавлял филиал. Достойный офицер, опытный разработчик, тематику института знает. Он москвич, семья здесь, в столице.
— Ладно, подумаем, — в задумчивости сказал Казанский и отпустил восвояси Мажорова.
А через месяц в институт пришел приказ: Емохонова назначили директором.
«Работать мне стало легче, — вспоминал Юрий Николаевич. — Новый руководитель поддерживал меня, разгрузил от несвойственных должности главного инженера забот. Все плановые работы 1965 года мы выполнили успешно и в установленные сроки».
Однако научно-исследовательский институт — это не только, и не столько конструкторская тематика, но прежде всего люди. И каждая кадровая ошибка стоит очень дорого. Так, например, случилось с назначением полковника Кирилла Геометрова начальником филиала в Протве. Кирилл Константинович не работал в институте, но был представителем заказчика, активно интересовался работами ученых ЦНИИ. Знали его и Емохонов и Мажоров, и когда возникла кандидатура этого офицера, никто, собственно, не возражал. Геометрова утвердили.
