Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Горький и Андреева начинают жить вместе. «Милый мой ангел», — называет писателя Мария Федоровна. «Люблю тебя, моя благородная Маруся, прекрасный друг — женщина», — отвечает он ей.
Официально они так и не поженятся, и в Америке у Горького, который представлял всем Андрееву в качестве своей супруги, как у двоеженца (с матерью своего сына Максима Екатериной Павловной Пешковой он не был разведен) возникнут неприятности с властями. Все это, однако, не мешало Андреевой в письмах тех лет подписываться «Мария Пешкова».
Общих детей у Марии Федоровны и Алексея Максимовича не было. Современники утверждали, что Андреева была беременна, но в 1905 г. во время репетиции сорвалась в люк под сценой и потеряла ребенка. Но более чем десятилетняя совместная жизнь актрисы и писателя — и в России, и на Капри — была ровной.
Одной из немногих причин для споров была лишь личность Ленина, восторженное отношение к которому Горького, называвшего вождя «дворянчиком», позже сменилось на довольно-таки критическое, а Андреева Ленина боготворила. Владимир Ильич тоже, судя по всему, был неравнодушен к черноглазой красавице. Называл ее «товарищ Феномен» и иногда поручал какое-то дело именно ей, а не «тяжелому на подъем Алексею Максимовичу».
Еще в 1910 году, живя на Капри, Горький увлекся женой своего друга издателя Тихонова Варварой Васильевной Шайкевич. В этом же году Шайкевич родила дочь Нину, удивительно похожую на Алексея Максимовича. Мария Федоровна очень тяжело отнеслась к этому. И как только появилась возможность уехать в Россию, в 1913 году покинула Капри. Она по-прежнему была той красавицей, напоминающей портрет, написанный с нее Репиным.
В годы революции происходит очень странное: занимаясь общественной деятельностью, Мария Федоровна по-прежнему живет в одной квартире с Горьким. Но тут она уже была свидетельницей личной жизни писателя, а он — свидетелем ее личной жизни.
Получив назначение в Берлин, Андреева вновь покидает Россию, куда вернется только в 1928 году. В стране уже властвует Сталин. Андреева была ему не нужна.
На театральные подмостки Андреева больше не выходила. Весь ее нерастраченный актерский талант выплескивался на сцену Московского Дома ученых, которым Мария Федоровна руководила с 1931 по 1948 год и где бесконечно выступала с рассказами о Максиме Горьком, уход от которого она себе так и не простила.
«Я была не права, что покинула Горького. Я поступила, как женщина, а надо было поступить иначе: это все-таки был Горький».
Одним из ее последних увлечений был молодой (младше ее на 17 лет) сотрудник НКВД Петр Петрович Крючков, ставший с подачи Марии Федоровны личным секретарем Горького. В 1938 г. Крючков был арестован и расстрелян, взяв на себя вину за убийство пролетарского писателя.
Последние годы легендарная женщина прожила в доме на улице Правды. Выживать ей помогала внучка Максима Горького Марфа Пешкова, привозившая былой возлюбленной великого деда продукты.
Марфа Максимовна рассказывала, что Андреева была неоднозначным человеком: «Она была с плохим характером. Неискренняя. Могла потихонечку что-то делать за спиной дедушки. Ей не нравилось, что на Капри бывает масса народу, тратятся деньги. А у нее ведь было двое детей от Желябужского, которые оставались в Петербурге. И ей, конечно, хотелось эти деньги посылать им. Она это и делала.
В результате начались проблемы даже с продуктами. Кто-то сказал Горькому, что деньги ему переводят, но Мария Федоровна большую их часть своим детям посылает.
Одним словом, случилась ссора, когда дедушка поинтересовался, зачем она от него это скрывает. Потом Андреева начала ссорить между собой людей, стараясь сделать так, чтобы никто не общался, не ходил в гости. Все делалось под предлогом того, что визиты мешают Горькому работать.
В итоге дедушка оказался в какой-то изоляции. И на этой почве они уже серьезно поссорились, и Мария Федоровна уехала. Причем не в Москву, а в Киев. Только потом она оказалась в Художественном театре.
Когда дедушка вернулся в Россию, она очень хотела с ним встретиться. И маму мою уговаривала, и папу, чтобы они помогли этой встрече состояться. Но дедушка категорически сказал: «Пусть приходит кто угодно, только не она!»
Горький был не обижен, он был сердит за интриги, которых терпеть не мог».
Мария Федоровна Андреева умерла в 1953 г. в возрасте 85 лет. Похоронили ее на Новодевичьем кладбище.
Часть шестая
Эпоха комет
Гамлет в юбке
Зинаида Райх
— Лида, открой дверь. Ты разве не слышишь — стучат!
— Да нет там никого, Зинаида Николаевна. Вам показалось.
— Я что, по-твоему, сумасшедшая? Я ясно слышала — в дверь кто-то постучал. Ладно, сама открою.
Статная черноволосая женщина со следами былой красоты на бледном, сильно напудренном лице, стремительно прошла по коридору и резко открыла входную дверь: на лестничной клетке было пусто.
Это был, наверное, первый день рождения, когда Зинаиду Райх никто не спешил поздравить. Не может же быть, что многочисленные друзья дома, те, кто еще совсем недавно ночи напролет гулял в просторной четырехкомнатной квартире в Брюсовом переулке (с непременными официантами из «Метрополя» и цыганами из Арбатского подвала), забыли, что сегодня, 3 июля 1939 года, Райх исполнилось 45 лет. По этому поводу она велела домработнице испечь пирог с капустой — любимое блюдо ее мужа, Всеволода Мейерхольда.
«Сева! — воскликнула Зинаида Николаевна. — Все дело в его аресте! Поэтому к нам боятся приходить. Но это же недоразумение, чистой воды недоразумение, которое в скором времени разрешится, и Мейерхольда отпустят домой».
Она не знала, что оттуда, где в этот момент был ее муж, никто не возвращался. А у Мейерхольда, арестованного две недели назад, уже не было сил вспомнить, что сегодня — день рождения обожаемой жены. Женщины, ради которой он пожертвовал самым дорогим, что было в его жизни.
Нет, не первой женой и даже не тремя дочерьми, ставшими сиротами при живом отце. Ради Райх Всеволод Эмильевич пожертвовал Театром — заставил покинуть труппу великую Марию Ивановну Бабанову (она переигрывала Зинаиду Николаевну, и то, что все цветы после спектакля достаются ей, а не Райх, режиссера раздражало), расстался с Эрастом Гариным, Сергеем Эйзенштейном. В результате москвичи открыто стали говорить, что единственное, что осталось от знаменитого Театра имени Мейерхольда, — сам Мейерхольд, и смотреть в ТИМе можно только на него, пробираясь на репетиции Мастера.
Решив ставить «Гамлета», Мейерхольд пригласил актеров в свой кабинет и предложил им самим выбрать роли.
— Кроме, разумеется, главной, — с извиняющейся улыбкой предупредил он. — Гамлета будет играть Зинаида Николаевна.
— Тогда я, если вы не возражаете, — поднялся со своего места Охлопков, — хотел бы сыграть Офелию.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
