Теперь Тьерри хорошо видел своего приятеля в его модных сапогах и поношенном плаще поверх пестрой шутовской одежды.
Они приземлились посреди канавы, где плескалась неглубокая лужа ледяной воды. Тьерри осторожно приподнял задницу и лишний раз убедился в том, что она насквозь мокрая. Он тихо выругался.
– Песня была просто препохабная, неудивительно, что эти мужланы готовы были пристукнуть нас на месте. Но они еще успеют это сделать, если, конечно, поймают. – Он огляделся кругом. – Пожалуй, лучше отсидеться здесь до темноты. Ну скажи, где во всем христианском мире ты слышал такую препаскудную песню? Постарайся ее забыть – и как можно скорее.
Сенред тихо рассмеялся:
– Как я могу ее забыть, если она моего собственного сочинения, а сочинил я ее вчера прямо на дороге.
Молодой школяр изумленно уставился на него.
– Клянусь распятым Христом, я тебе не верю. Эта песня, из-за которой все жители Вустон-Кросса кинулись за нами с самыми кровожадными намерениями, твоя собственная? А эта строфа о девственницах, которые, валяясь и катаясь в сене, умудряются сохранить свою девственность даже после родов?
Сенред взглянул на него лукаво поблескивающими глазами.
– Такое, как известно, случается.
– Но как ты можешь сочинять такую похабщину? – сплюнул де Инер. – Это же самое настоящее богохульство. Эта песня… просто нехристианская.
– Может быть, и нехристианская, зато развеселая. К тому же я совсем не христианин в том духе, какой ты вкладываешь в это слово. – Сенред криво усмехнулся. – Во всяком случае, слушали меня внимательно, слово боялись проронить.
Де Инер соскользнул на спине вниз, на дно канавы, и посмотрел на него с видимым изумлением.
– Ты просто чокнутый, Сенред. И помешательство у тебя очень странное: оно как будто притягивает к тебе всякие беды, одну хуже другой. Никогда не забуду, что ты выделывал перед королем Генрихом. Конечно, можно только удивляться твоей дерзости, но в тот день мы чуть было не отправились на тот свет.
Некоторое время он с озадаченным видом молча смотрел на Сенреда.
– Господи, может быть, этого ты как раз и добиваешься? Чтобы воющая толпа вилланов превратила тебя в кровавое месиво?
Сенред пожал плечами:
– Ты слишком впечатлительный человек, де Инер. И к тому же беспокоишься по всяким пустякам.
– Ничего себе пустяки! Нет, выслушай меня хоть раз. – Тьерри приблизился и заглянул ему в лицо. – Неужели этого ты и добиваешься, Сенред? Смерти? – серьезно сказал он. – Именно в этом, похоже, заключается причина твоей неуравновешенности, а не в безумии, как предполагают некоторые.
Сенред все еще улыбался.
– Скажи мне, друг, почему все так яростно цепляются за это жалкое существование? Тем более что все, что мы любим, может быть отнято у нас в одно мгновение, и мы даже ничего не сможем поделать.
– Сенред…
– Ну уж если ты задал вопрос, не прячься в кусты, добивайся ответа. – Помолчав, он пожал плечами. – Конечно, ты прав: во всех моих выходках, кажущихся тебе безумными, виноват таящийся во мне демон. Твоей вины тут ни малейшей нет. Может быть, нам стоит разделиться? – предложил Сенред. – Я уж как-нибудь сам доберусь до Уэльса. Какое у меня право подвергать тебя лишней опасности?
Тьерри нетерпеливо отмахнулся:
– Нет, я пойду с тобой. Кому, как не мне, распоряжаться своей жизнью? Может быть, ты и впрямь чокнутый, но я не знаю ни одного человека, в обществе которого чувствовал бы себя так хорошо и свободно. К тому же знаю, как нестерпимо гложущее тебя тайное горе. Я знаю, как тяжело ты переносишь разлуку с ним.
– Разлуку с ним? – Сенред склонил на край канавы свою светловолосую голову и закрыл глаза. – Ты имеешь в виду Пьера Абеляра?
Разъяренные вопли вилланов Вустен-Кросса все приближались, и они замолчали. Чей-то зычный повелительный голос потребовал немедленно привести собак.
– Ты слышал, они хотят напустить на нас собак? – Встревоженный Тьерри быстро поднялся на колени.
– Погоди. – Сенред, протянув руку, удержал его. – У простолюдинов не бывает охотничьих собак, только дворняги. Они просто хотят взять нас на испуг. Только мы выскочим из укрытия, тут-то они нас и схватят: попались, голубчики!
Тьерри со вздохом опустился наземь. Оба внимательно прислушивались. Их преследователи, судя по крикам и шуму, уже переходили на другое поле.
– Неужели тебе ни чуточки не страшно? – спросил Тьерри.
Сенред только мотнул головой.
– Я все время думаю об Уэльсе, де Инер. И долгий ли еще нам предстоит путь?
– Еще очень, очень долгий. – Тьерри вздохнул. – А я, честно сказать, надеялся, что нам удастся тут перекусить. Эта бродячая жизнь доводит до полного истощения. От меня и так уже остались только кожа да кости. Я человек бедный, привык к полуголодной жизни, но и у меня уже не хватает никаких сил… Кстати, моя задница до сих пор мокрая. В этой проклятой канаве вода, видно, всегда вода. До захода солнца мы тут совсем замерзнем.
– Валлийские барды – просто непревзойденные певцы, – сказал Сенред, погруженный в свои мысли. – И поют не только они одни – вся страна поет, как птицы на ранней заре.
Тьерри снова тяжело вздохнул. Вид у него был мрачный и недовольный.
– Скажи, какая может быть мне радость от валлийской поэзии, если я даже не понимаю их варварского языка?
– Постыдился бы говорить такое, де Инер. Настоящее искусство, как ты хорошо знаешь, понятно всем. – Зажмурив глаза, Сенред замолк.
– Но только не поэзия.
Я семилетний олень,
Ветром гонимый по миру
В бескрайнем разливе воды.
Я нисхожу, как роса, весь в слезах.
Словно сокол, взлетаю в свой дом на скале.
Красивейший я
Среди самых красивых цветов.
Я и дуб, и его низвергающая
Громовая стрела.
Тьерри смотрел на него широко открытыми глазами.
– Матерь божья, что это за бред?
– Валлийская поэзия. Увы, она много теряет при переводе. А как тебе нравится вот такое?
Бам тврч им миндд
Бам сифф мьюн ро
Бам бвон ин лло.
Тьерри взглянул на него исподлобья.
– У тебя какой-то дьявольский юмор. Похоже, ты хочешь, чтобы вместо Уэльса я направился в обратную сторону. Но если, как ты говоришь, тамошние принцы и в самом деле хорошо разбираются в сочинениях Вергилия и Овидия и проявляют большой интерес к классике, можно предположить, что по отношению к нам они будут очень щедрыми. – Он вздохнул. – В последнее время я только и занимаюсь просвещением варварских народов, не исключая и моего собственного. Господи, как я скучаю по Винчестеру. Благородные леди просто обожали меня. Я получал письма от милой молодой леди Сэкфорд. Ты, вероятно, даже не знал об этом. Она приглашала меня почитать ей Овидия. А ведь муж у нее – жалкий старикан, который годится ей разве что в дедушки.