Хэл кивнул и хотел уже идти.
– Еще одна вещь, – доверительно заговорил Холбрук. – Вам стоило бы сменить ваш котелок на что-то, лучше защищающее от солнца. Всякое может случиться с парнем, если на нем шляпа с узкими полями.
Хэл поднял брови:
– Вот как?
– Точно. Ребята из Рио-Педраса не потерпят, чтобы в их поселке появился хоть кто-то в восточном головном уборе.
– Крутые нравы.
– Вот потому-то Тусон по сравнению с Рио-Педрасом похож на воскресную школу, особенно когда там рудокопы и погонщики затеют разборку. – Судя по тону, Холбрук всячески старался предостеречь его.
– Спасибо, что предупредили, дружище.
– Не стоит благодарности.
Мужчины кивнули друг другу, выражая полное взаимопонимание, после чего Хэл пошел по улице, держа в руке саквояж и ружье. Он держался на расстоянии от других прохожих, чему научился еще в четырнадцать лет в Натчез-андерзе-Хилле у индейцев. Идя так, он мог видеть любого, кто решит напасть на него, а тут, кажется, к подобному были склонны многие. Если здесь воскресная школа, то на что же похож Рио-Педрас? Куда же занесло его сестру?
Рекомендованная ему гостиница действительно оказалась более аккуратным заведением, чем все остальные в квартале. На крыльце слонялись несколько прилично одетых мужчин и женщин.
Вдруг Хэл остановился, увидев на груди одной из женщин золотую брошь. Брюнетка, одетая кричаще, обладала явно плохим вкусом и большими деньгами.
Увидев ее, матушка и сестра Джульетта посмеялись бы, а Виола посоветовала бы ей одеться несколько по-другому.
Сгорая от нетерпения, Хэл подошел к ней, не заботясь о том, что его услышат остальные.
– Извините, мэм, но не могли бы вы сказать мне, где вы купили свою брошку?
Женщина побледнела и оглянулась, словно ища спасения. Ее глаза остановились на мужчине, стоявшем неподалеку, но тот не обращал на нее внимания, погруженный в разговор. Хэл насторожился.
Женщина снова посмотрела на Хэла и, помедлив, ответила:
– Вещь фамильная. Я унаследовала ее от своей бабки. – Услышав такую наглую ложь, Хэл нахмурился и вынул часы.
– Мэм, ваша брошь является парой к моим часам, вплоть до монограммы и рисунка корабля. Таких брошек сделано всего две – одна для моей сестры, живущей в Нью-Йорке, а вторая – для сестры, которая год назад уехала из Колорадо. Вы приобрели ее у моей сестры Виолы?
Теперь все, кто находился на крыльце, слушали, не скрываясь. Брюнетка отступила на шаг, нервно поглядывая на ружье Хэла. А он тут же порадовался, что у него такой разбойничий вид, коль скоро он заставит женщину сказать правду.
– Нет. То есть да, она продала мне ее, – проговорила женщина, запинаясь.
Мужчина, к которому брюнетка обращала свои взоры, наконец направился к ней. Его невзрачное лицо тревожно оживилось, а рука скользнула к «кольту», висящему на боку.
– Когда? Она еще жива? – задавал вопросы Хэл, поставив саквояж на пол, но по-прежнему держа ружье в руке. Его голос врезался в тишину, как нож. Люди на крыльце заговорили, но никто не пошевелился, а прохожие уже начали собираться на улице поглазеть.
– С Виолой Росс все в порядке, мистер, – вмешался мужчина.
Хэл резко повернулся к нему.
– Где она?
– В Рио-Педрасе.
– Живет с Донованом, – добавила женщина. – Во грехе, – еще раз добавила она язвительно и спряталась за спину невзрачного мужчины.
Хэл напрягся, сохраняя ледяное спокойствие. Так случилось с ним однажды, когда он командовал блокадой фортов конфедератов на Миссисипи.
– Что вы сказали?
Брюнетка попятилась от испуга, предоставив отвечать мужчине. Пальцы его застыли совсем рядом с рукояткой револьвера.
– Моя жена не хотела сказать ничего неуважительного о вашей сестре.
Некоторое время Хэл смотрел на них обоих, пока женщина угрюмо не опустила глаза. Слушатели стояли и с интересом наблюдали за разговором.
– Вот двадцать долларов за брошь. Я верну ее сестре.
Он протянул золотую монету, внимательно глядя на стоящую перед ним пару.
Мэгги колебалась, что-то тихонько прошипела, потом отколола золотую вещицу и швырнула Хэлу. Парочка торопливо ретировалась, зажав в руке деньги. Хэл посмотрел им вслед и вздохнул.
С какой бы скоростью ни шел завтрашний дилижанс, все равно он не сможет добраться до Рио-Педраса так быстро, как ему хотелось бы!
Виола сидела за пианино и изо всех сил старалась сосредоточиться на ноктюрне Шопена. Сразу же после ужина Уильям, извинившись, ушел, пробурчав что-то насчет необходимости посмотреть, как там лошади. Но молодую женщину занимало другое – странное бездействие Леннокса.
Она не видела его с тех пор, как он вместе с другими жителями Рио-Педраса смотрел на отъезд каравана с грузом. Тогда она пробыла в конторе несколько часов, чтобы закончить работу с документацией, и вернулась в компаунд, воспользовавшись частной лестницей. Интересно, что еще придумает подлый мерзавец!
Нет, уж лучше думать о своей одежде.
Сегодня она надела простое вечернее платье из синего шелка, вырез у которого настолько скромен, что в нем можно выйти к обеду даже в доме ее бабушки. Шелковые чулки тоже очень пристойные, как и черные туфельки. Она понятия не имела, где Уильям нашел такие вещи в Рио-Педрасе, потому что для борделя они слишком скромны, даже для высококачественного заведения миссис Смит.
Нет, настоящая изюминка заключалась в том, что под платье она надела белую шелковую сорочку, прозрачную, как бальный шарф, и вышитую белыми розочками у шеи и по подолу. И больше на ней не было ничего.
День стоял необычайно жаркий и для пустыни довольно влажный, а перед самым ужином прошла небольшая гроза. Виола слегка вспотела, два слоя шелка облепили тело. Особенно плотно прилипла к груди сорочка.
У нее захватило дыхание от откровенных картин, вызванных таким ощущением.
Виола опустила голову и глубоко втянула в себя воздух. Она попробовала сыграть ноктюрн с того места, на котором остановилась, но вскоре опять споткнулась, задумавшись о том, что будет сегодня ночью. Ее кинуло в дрожь.
Взяв себя в руки, она проделала упражнения для тела, предписанные Уильямом. Она занималась ими целую неделю после игры на пианино, и ее мускулы, о которых он так откровенно рассказал ей, хорошо укрепились. Она снова принялась за ноктюрн, но уже с самого начала.
Теперь все шло гладко. Мелодия пела о ночи и ее волшебстве, и Виола ускользнула в мир музыки, забыв и об одежде, и о планах Уильяма.
Внезапно легкая шелковая ткань поплыла у нее над головой. Виола замерла, потрясенная. Сильные руки обхватили ее и прижали к широкой груди.
