— Повернись ко мне лицом! — прогремел Альфонсо. — Подними руку! Смотри мне в глаза, женщина! — Она сделала так, как он велел. — Теперь повторяй за мной: «Я обещаю, что не буду больше мешать делам моего мужа!» Повтори!
Марионетта, спотыкаясь на каждом слове под пугающим взглядом своего свекра, повторила эти слова. Потом гнев его улетучился так же внезапно, как и возник. Старик с трудом опустился в кресло, напоминая человека, который вот-вот упадет в обморок от физической усталости.
— Хорошо, — произнес он совсем другим тоном. — Мы поняли друг друга. Если ты немедленно все прекратишь, я ничего не скажу Барти. Мы с тобой договорились. — Он посмотрел на дрожащую Марионетту. — Если ты нарушишь обещание, я снимаю с себя ответственность за то, что может с тобой случиться, — пригрозил он. — А ты знаешь, каким бывает Барти в ярости?.. — Он повернулся, чтобы налить себе еще коньяку. Ослепляющий гнев прошел, как будто его и не было. — Возьми свою шубу, — спокойно и безразлично посоветовал он. — Кармело ждет тебя внизу. До свидания, Марионетта. С Новым годом.
Все дорогу домой она молчала, игнорируя попытки Кармело узнать, зачем вызывал ее свекор. Постепенно ее мысли перестали путаться, она обрела способность рассуждать спокойно. Альфонсо в основном блефовал, она в этом уверена: практически никто в Сохо не знал, чем она там занималась. До него, видимо, дошли какие-то слухи, и он решил опередить события. Марионетта поудобнее устроилась на сиденье, тупо глядя из окна машины на сгущающийся туман последнего вечера одна тысяча девятьсот пятьдесят третьего года. Можно что-то придумать. Сделать так, что покажется, будто она тратит деньги на дом, на одежду. Следует перевести деньги на тайный счет… Она решилась. Не собирается она прекращать начатую работу — только так она может сохранить рассудок в той страшной жизни, которую вынуждена вести. Нет, она не бросит свое дело, просто станет значительно осторожнее…
Машина подъехала к калитке. Кармело выходить не собирался.
— Скажи Барти, встретимся в ресторане, как договорились, — попросил он, когда она вылезала из машины. И отъехал, ни разу не оглянувшись, обиженный, что Марионетта не рассказала ему о таинственной встрече с отцом.
— Вы уже закончили, миссис Мак-Куин? — рассеянно спросила Марионетта, встретив ее около мокрой от дождя гортензии.
— Марионетта! — Волнение в голосе прислуги заставило молодую женщину резко поднять голову. Миссис Мак-Куин никогда раньше не называла ее по имени. Она смотрела на Марионетту, и на лице ее был написан ужас. — Мне так жаль, — продолжала она шептать. — Я вовсе не хотела причинить вам неприятности… Я бы не сказала ничего, если бы знала… это все кошка, она играла под кроватью…
Прежде чем Марионетта успела ответить на этот странный поток слов, входная дверь с грохотом распахнулась и появился Барти. Он был явно пьян в стельку.
— Ты, шагай сюда! — скомандовал он жене и затем повернулся к миссис Мак-Куин. — А ты, катись отсюда! И не смей возвращаться, поняла? Нам больше не требуются твои услуги. Я тебя увольняю. Выматывайся!
Марионетта смотрела вслед уходящей шотландке, рыдающей в платок, что было для нее совсем несвойственно. Потом повернулась к Барти.
— Что случилось?
Вместо ответа он сошел на дорожку и с такой силой втащил Марионетту в дом, что она потеряла равновесие и едва не упала.
— Сюда, — приказал он, волоча ее в гостиную.
Аттилио нигде не было видно. Он толкнул ее к низенькому столику у электрического камина и захлопнул за собой дверь. То, что Марионетта увидела, заставило ее задрожать. На маленьком столике лежала деревянная кукла, которой она так дорожила, нитки перепутались, ноги-руки — в разные стороны. Хуже того — рядом с куклой Марионетта увидела письмо, которое прятала в той же коробке.
Барти пронесся мимо нее и схватил письмо.
— Прочитать? — язвительно спросил он.
— Я знаю, что там. — Ее саму удивил звук собственного голоса. В горле у нее так пересохло, что, казалось, она не сможет говорить.
— Так скажи мне! — потребовал муж, держа письмо в руке. Вены у него на шее вздулись.
— Оно от сестры Маддалены, и ты знаешь, что в нем, Барти. — Ей только хотелось, чтобы все поскорее кончилось. Если он собирается ее убить, пусть это случится быстрее.
Он наклонился и схватил Марионетту за платье на груди, притянув к себе так близко, что ее лицо находилось в нескольких дюймах от его.
— Ты права, мать твою, я знаю, что в нем. — От него противно несло перегаром, и она отвернулась. Барти схватил ее за подбородок и повернул голову к себе. — Там сказано, что ты изображаешь из себя щедрую леди, распоряжаясь деньгами своего мужа. Там еще сказано, что ты раздаешь милостыню каждой шлюхе в Сохо, отказывающейся работать, там тебя благодарят за то, что ты играешь роль Флоренс Найтингейл[45]перед шайкой шлюх с трипперов, и еще там сказано, что ты выписывала чеки на имя Приюта Марии и Марфы!
Он ударил ее очень сильно, и она упала на пол. «Слава Богу, — подумала женщина, лежа на полу. — Все кончено».
— Миссис Мак-Куин тщательно выполняла свою работу, — говорил он, причем ей казалось, что голос его пробивается через плотную влажную пелену ровного гула. — Она порылась везде, в том числе и под кроватью, и нашла эту коробку с твоими безделушками, дорогая моя женушка.
Марионетта поняла, что гул этот раздавался в ее голове. В ушах звенело. Он наклонился над ней, схватил за волосы, заставив поднять голову, и закричал:
— Ах ты, глупая сучка! — Барти еще раз ударил ее, на этот раз по лицу, и она вскрикнула. Он крепко сжал ее волосы и снова дернул, притянув к себе. Он орал на нее, но Марионетта не разбирала слов, чувствуя только град ударов на лице, и вскоре вообще перестала что-то ощущать, все мысли исчезли, и боль казалась даже приятной. Каждый удар приносил облегчение от его ожидания, каждый удар был легче, чем страх. Иногда ее затуманенный мозг различал слова или фразу. Барти кричал насчет ресторана, насчет того, что она разрушила все его планы, сделала его уязвимым.
Уязвимым! Заключенная в этом слове ирония заставила ее хихикнуть между получаемыми ударами, и это послужило сигналом для Барти. Насилие возбудило его, он стал срывать с нее одежду, готовясь наказать жену по всем статьям. Он рухнул на нее, прижал к полу и грубо овладел ею. Ее сопротивление возбуждало его. Бороться с ним было бесполезно. Маленький огонек надежды, теплящийся в душе Марионетты, потух, когда он жадно пользовался ее телом, оскверняя его. Она обмякла и открыла глаза. Голова ее находилась под столом, и, пока Барти насиловал ее, она смотрела через комнату на Невату, маленькую персидскую кошечку-предательницу, не мигая уставившуюся на женщину с дивана. «Люди не правы, сравнивая насильников с животными», — пронеслось у Марионетты в голове. Животные не могут так надругаться друг над другом, они не стремятся уничтожить душу себе подобного существа. Потом она ненадолго потеряла сознание, уже не чувствуя, что Барти делает с ее телом, не ощущая боли и унижения. Ничто уже не имело значения, поскольку ей суждено умереть…
