Но нет, ей хотелось эпатировать всех до такой степени, чтобы и злые языки немели в изумлении от ее выкрутасов. Она уже открыто высказывала презрение некогда обожаемому мужу. Чашу терпения Алексея переполнило ее появление в их доме с каким-то сопливым мальчишкой, которого она представила как «мой новый любовник». Она явно третировала этого сосунка, счастливого, кажется, одной возможностью дышать с ней одним воздухом. Этот случай явился поводом для разрыва изживших себя отношений. Алексей настоял, и они разъехались.
Шиловская вернулась в свою квартирку, потом переехала в центр, наняла домработницу и неожиданно стала вести скромную жизнь несправедливо оставленной жены. На людях она горевала о своем браке, неожиданно давшем трещину, а на самом деле была довольна свободой и возможностью изобразить угнетенную невинность. О юридическом разводе речи пока не заводилось.
Пока… Пока Барыбин не встретил другую женщину и не информировал Евгению о том, что настала пора оформить документы.
Они встретились в ресторане.
— Я вовсе не хочу с тобой разводиться, — спокойно произнесла Евгения, выслушав решение своего супруга. — Как бы то ни было, я все еще твоя жена, даже если ты не хочешь меня видеть.
Барыбин был удивлен. Он не ожидал такого постоянства со стороны Шиловской. А та, как только узнала о новой кандидатке в заводовладелицы, выпустила остро отточенные когти и заартачилась.
— Я не привыкла, чтобы меня бросали, как использованную тряпку, — сказала она угрожающе. — Даже если ты и разведешься со мной, то это будет тебе дорого стоить. Ты придешь к своей суженой облупленный, как яйцо. Посмотрим, будешь ли ты ей тогда нужен…
Тут-то и всплыли давно забытые условия брачного контракта.
Шиловская как кремень стояла на своем: или деньги, или акции. Свобода означала для Барыбина полную капитуляцию и бедность на всю оставшуюся жизнь. Уступать не хотелось, но борьба не принесла бы никаких плодов, кроме выброшенных на суды денег и вконец испорченных нервов.
Он был в растерянности. К бывшей жене у него оставалась только бесплодная, иссушающая ненависть, обещавшая гореть всю жизнь, как Вечный огонь на могиле Неизвестного солдата. Иногда Алексею казалось, что только смерть способна развести их. Иногда он даже мечтал о смерти. О ее смерти.
Эти видения захлестывали его в самое неподходящее время — во время важных деловых переговоров или когда он наслаждался телом своей новой жены (он уже считал Ирину своей женой), во время просмотра телевизора, когда он натыкался на Шиловскую, с милой улыбкой дающую интервью очередным акулам пера, при чтении утренних газет, когда его беглый взгляд выхватывал ее имя, то и дело фигурирующее в разделе светской хроники (он знал, что она иногда платит репортерам за выдуманные сплетни о себе).
От нее не было избавления.
От этого наваждения было одно лекарство — смерть.
Глава 21
ОССН
Как только дверь за Барыбиным захлопнулась, Костырев легко поднялся и подошел к окну, разминая затекшие ноги. Снаружи начинался тягучий летний дождь. От земли поднимались клубы теплого туманного воздуха, асфальт мокро блестел отблесками света.
Костырев повернулся к Лиле и присел на подоконник. Хохолок пегих полуседых волос на его голове забавно торчал, как нимб святого с древней иконы.
— Что ж, Лиля, зачем ты его так напугала? — улыбнулся шеф.
— Да так, не люблю таких сытых и откормленных. Он прямо лоснится от жира. Хотелось сбить с него спесь.
— А что у нас с кольцом?
— О перстне мы с Барыбиным говорили до вашего прихода. Он сначала подумал, что это основная причина вызова, и успокоился. Не чувствовал за собой вины, был уверен и непробиваемо нагл. А потом испугался.
Анцупова достала из стола цветной каталог и раскрыла его. На прекрасной цветной фотографии сверкал множеством граней большой бриллиант, обрамленный изящной серебряной вязью, которая волнами накатывала на его прозрачные края, подчеркивая затейливым плетением ровную прямизну ребер и родниковую прозрачность камня.
— Красота какая! — невольно воскликнул Костырев и, прочтя подпись под фотографией, удивленно сказал: — Фаберже! Объявленная цена лота десять тысяч долларов!
— А купил его Барыбин за двадцать тысяч, — подтвердила Анцупова. — Рассказывал, что Шиловская сама торговалась. Очевидно, она была довольно азартная женщина. Она торговалась с каким-то полубезумным коллекционером из Франции. И только сумма в двадцать тысяч, которой у того, очевидно, не было, остановила торг. Барыбин безоговорочно оплатил покупку.
Костырев полюбовался фотографией еще несколько секунд и со вздохом закрыл альбом.
— Я вот что подумала, Михаил Аркадьевич, — задумчиво произнесла Лиля, — не из-за него ли убили Шиловскую? Ведь завзятый коллекционер ради такой прелести не пожалеет не только денег, но и… Да и в квартире, где было столько всяких других ценностей, ничего не пропало. На трюмо стояла шкатулка, полная золота, а ее не взяли… Мне иногда кажется, что именно этот бриллиант и погубил актрису.
Костырев механически листал альбом, на страницах которого сверкали, переливаясь, роскошные колье, броши величиной с голубиное яйцо, массивные кольца, усыпанные, будто кристалликами льда, многочисленными камнями.
— Ты права, — задумчиво произнес он. — Может быть, это перспективная версия, хотя кто знает… Узнай фамилию коллекционера и выясни в ОВИРе, был ли он двадцать шестого июня в Москве. Если был, надо его допросить. Но не думаю, что коллекционер стал бы лично заниматься таким грязным делом, как убийство. Он бы заказал это профессионалу. А картина убийства нетипичная. Так что пока будем разрабатывать тех, кто под рукой.
— Здорово вы Барыбина про ботинки спросили…
— Да… Экспертиза установила, что обнаруженный след оставлен мужским ботинком фирмы «Ультангер». Это очень дорогая фирма, и ее обувь могут носить только несколько сот человек в Москве. Теперь мы знаем, что и у Кабакова, и у Барыбина есть обувь этой фирмы — редкое совпадение. К сожалению, размер не удалось установить, хорошо сохранилась лишь часть следа. И если мы знаем, что Кабаков мог запросто бывать у актрисы, то вряд ли то же самое можно сказать и о Барыбине. Кто-то из них двоих навестил ее перед смертью… Ах да…
Костырев молча перегнулся через стол и, достав из верхнего ящика заключение судмедэкспертизы, протянул его:
— Ты еще не читала?
— Что это? Результаты вскрытия? Наконец-то!
Лиля углубилась в бумаги. Пока она изучала заключение, Костырев открыл форточку, и свежий сырой воздух ворвался в душную атмосферу кабинета. Ветер зашевелил листки на столе, они, как белые голуби, попытались взлететь, но тут же осели, придавленные рукой. Через несколько минут, удивленно покачивая головой, Лиля изумленно спросила:
— Да как же это так! Вы читали, что тут написано? И верите этому?
