— На что нам Центральный парк? — возмутился он.
— Так что с ее отцом?
— Просто твоему придурку брату крупно повезло.
Он постучал по карте зубочисткой.
— Вот! Смотри! Сплошь прямые линии, за исключением Бродвея. Следи за Бродвеем, старина! — И он обвел его ручкой. — Змея в траве.
— Ее отец?
— Бродвей. И еще Западный Бродвей. Не путай.
Оторвал еще кусок сверху от 55-й улицы. Теперь карта готова.
— Здесь кончается мир, — объяснил он мне. — Вот мой офис. Правый верхний угол. А теперь — проверим.
Мы отправились на Пятую авеню, там нашли АПТЕКУ Дуэйна Рида и посмотрели товар, который производят его клиенты, клей для челюсти и растворимые таблетки, чтобы несчастные могли чистить зубы перед сном, бедная мамочка, она была, как у них это называется, ЦЕЛЕВАЯ АУДИТОРИЯ.
На Шестой авеню Оливье купил ПРИПАСЫ, в том числе бутылку бурбона, аккуратно спрятал ее под пальто.
— Город твой, старина. И не слушай, если кто скажет иначе.
Он подождал, пока я сверился с картой. Я сразу увидел, где мы.
— А теперь, старина, выходим за пределы карты. Без паники. Следи, как это делается.
Вскоре на 24-й улице мы повстречали группу мужчин возле церкви. Не у всех были стулья вроде моего, но по крайней мере у четырех были. Другие облюбовали пожарный кран, ступени церкви, ВОДОРАЗБОР. Точно ВЛАДЕЛЬЦЫ ПУДИНГА, только от болезни у них вспухли лодыжки, ноги стали сизые или черные.
— Коллеги, — сказал мне Оливье. — Свои ребята. — Я расставил стул. Оливье в переливающемся сером костюме и модных ботинках стула при себе не имел, зато он достал виски и быстро нашел друзей.
— Нью-Йорк — приветливый город, — сказал он мне.
И первый же человек, потянувший из горла, дал нам свою визитку.
Винсент Каролло
Киномузыкант. «Забегаловка Челси»
Волосы у него были черные от ваксы, резко зачесаны от лба назад.
— Зовите меня Винни, — предложил он. Он играл на банджо в «Забегаловке Челси» — знаменитый фильм, насколько я понял. Никогда не останавливайтесь в приюте на Западной 16-й, учил он, и помните, что у Святого Марка суп лучше, чем у Святого Петра. Еще он посоветовал не спускать глаз со стула, а потом я спел ему «ВПЕРЕД, СЛАВНАЯ АВСТРАЛИЯ». Карточку он под конец забрал, потому что она ему еще понадобится, и пообещал пригласить меня в следующий фильм, но когда я в свою очередь пригласил его в «Клуб Спорщиков», Оливье сказал, что нам пора.
Главное — он показал мне, как обзавестись друзьями. Теперь я могу действовать без него. В этом вся суть. Теперь он оставит меня. В офисе у него сидеть нельзя, и заглядывать, когда вздумается — тоже. Это правило он постарается изменить, однако пока еще этого дождешься, Хьюи.
— Беда в том, старина, — пояснил он, — что все они очень высокомерны.
Я спросил, а нельзя ли устроиться на улице перед офисом.
— У тебя УНИКАЛЬНЫЙ ТАЛАНТ, старина, — ответил он. — Я что имею в виду, старина: ты умеешь найти себе место.
Это он про талант сидеть на стуле, пока Мясник носится в приступе ярости, распушил павлин хвост и думал королем стать. Про мой ТАЛАНТ рисовать он понятия не имел. Когда меня исключили, я не стал поджигать школу. Вместо этого рисовал себе потихоньку ручкой по простыне, и когда мамочка ГЛЯНУЛА НА ЭТО, у меня уже весь Бахус-Блат был нарисован. Черный Череп обошелся со мной в обычной своей манере.
Бахус-Блат — моя родина, одна ты на свете, одна ты такая. Стул, тропинка, я знал все канавы и дренажные трубы, помнил длину каждой улицы и где они сталкиваются друг с другом. От Мэйсон-лейн до разъезда железной дороги Мэдингли — 6450 ударов сердца. Во всей ПОПУЛЯЦИИ в 5000 человек кто-нибудь еще знал этот простой факт? Да, у меня талант, но для школы я оказался слишком глупым.
Когда в понедельник утром Оливье покинул меня, я взял карту и расстелил ее в комнате на ковре. Шею ломило, но ничего особенного. Я нарисовал поверх Бродвея Мэйн-стрит Бахус-Блата, Гисборн-роуд — поверх 34-й улицы, а призрак Лердердерг-стрит скрыл под собой Восьмую авеню.
То лучше становилось, то хуже. Наконец, я не мог уже смотреть на карту. Я пошел.
Выйти на Третью авеню и по ней. Таков был мой план. 22-я улица, 23-я и так далее. Сумею добраться до 55-й, точно, смогу. Сердце бьется под 200 ударов в минуту, огромный красный мускул ревет от напряжения, плевать. Вышел на 55-ю, но вход в здание преградил человек в коричневом костюме.
Я пошел обратно в центр. Следовал карте Бахуса и добрался до лавки Мясника рядом с Дуэйном Ридом и купил упаковку пластыря — ГРАБЕЖ НА БОЛЬШОЙ ДОРОГЕ.
Оливье заявился наконец в клуб, ЛУЧШЕ ПОЗДНО ЧЕМ НИКОГДА, я вручил ему пластырь и велел наклеить на окно, чтобы я с улицы мог отличить его офис.
— Старина, — сказал он, — я наклею пластырь ровно в десять минут второго.
Мы уселись в баре, и Оливье сказал, что берет жизнь в свои руки.
— Возьми эту, — предложил он мне.
Теперь он готов развестись с Марленой.
Он осушил большую порцию джин-тоника и захрустел льдом. Суку это прикончит, сказал он. После развода ей уже не придется выступать экспертом и заставлять его подписывать сертификаты.
— И эту прими, — протянул он мне.
Я заметил, что вторая таблетка отличается цветом от первой.
— Нам не до эстетики, тут все эстественно, — возразил он.
Уже оседлал СВОЮ ЛОШАДКУ и пустился вскачь. Пусть возвращается в свое машбюро, в болото, из которого вылезла, и он принялся перечислять всякое ДЕРЬМО, которое растет на болотах, включая спирогиру.
К нам приблизился Жуйвенс.
— КРОВЬ НА ЕЕ СЕДЛЕ, — пропел Оливье, кто его знает, из какой песни. Жуйвенс подал знак бармену, и я сообразил, что Оливье сходит с ума.
На следующее утро я понял, что пора провести денек с братом. Это его долг — присматривать за мной. По прибытии я потребовал яичницу с сосисками. Он свои обязанности знает.
Марлена спала на матрасе на полу. Голые ноги высовывались из-под лоскутного одеяла. Я видел даже ее попку, Господи Боже, такую милую, поспешил отвернуться. ПО ПРИЧИНАМ, ИЗВЕСТНЫМ ТОЛЬКО ЕМУ ОДНОМУ, брат купил лист стекла и растирал на нем краски, собирая крошки шпателем.
Я спросил, почему бы ему не купить нормальных однофунтовых тюбиков.
Он послал меня к черту.
Очень мило. Я сел и стал смотреть, что он делает, пока он не предложил мне попробовать. Опять я потребовался в качестве ПРИСЛУГИ.
Вместо льняного масла он использовал нечто под названием АМБЕРТОЛ. Я с удовольствием продемонстрировал, как добиться маслянистой консистенции, которая ему требовалась. Цвет был очень приятный, но из брата, как всегда, полезла агрессия. Океаны желтизны, цвет Бога, бескрайний свет.
