– Я должна в этом признаться?
– Пока этого не произойдет, вы не можете быть спасены. – И маленький миссионер снова преобразился в строгого учите ля. Он поднялся на ноги, отошел от Маламы и вновь вытянул в её сторону указательный палец:
– И вы должны не просто произнести эти слова. Вы должны искренне верить в то, что сказали. Вы испорченный грешный человек, Малама. Зло, зло и зло.
– А в чем заключается второе задание?
– Вы должны работать так, чтобы на вас снизошла божья благодать.
– Я не понимаю, что такое "благодать", Макуа Хейл.
– Когда вы честно сознаетесь в том, что грешны, и когда вы будете молить Бога о том, чтобы он дал вам свет, в один прекрасный день этот свет снизойдет на вас.
– Как же я узнаю об этом?
– Вы узнаете.
– И когда я найду эту… Что это за слово, Кеоки?
Сын снова объяснил матери, что такое "божья благодать", и тогда Малама поинтересовалась:
– А на тебя уже снизошла благодать?
– Да, мама. – Где?
– На каменной мостовой перед входом в колледж Йела.
– И была ли она в виде света, как утверждает Макуа Хейл?
– Это было похоже на то, как будто передо мной распахнулись небеса, убедительно проговорил Кеоки.
– А на меня тоже снизойдет божья благодать?
– Никто не может этого точно сказать, мама, но я думаю, что все случится именно так, потому что ты очень добрая и хорошая женщина.
Малама задумалась на несколько секунд, а затем спросила Эбнера:
– Что же такого я делаю, что считается грехом?
В этот момент Эбнеру захотелось тут же подвергнуть суровой критике все то зло, которое творит Алии Нуи, но, по трезвому размышлению, он сдержался и сказал:
– Малама, вы научились писать всего за тридцать дней. Это было настоящим чудом. Поэтому я вправе предположить, что вы способны совершать ещё более удивительные вещи, которые ждут своего часа.
Малама очень любила похвалу. Она буквально купалась в лести с первых же дней, как стала Алии Нуи, поэтому сейчас лицо её стало серьезным, и она решительно произнесла:
– Что от меня требуется?
– Вы не могли бы совершить со мной прогулку?
– Куда?
– По вашей земле, по той земле, которой вы управляете.
Малама, пребывающая в приподнятом настроении от своих успехов в учебе, сразу же согласилась и приказала подать свое наземное каноэ. Однако вскоре выяснилось, что все трудоспособное мужское население отправлено в горы за сандаловым деревом, и теперь некому нести каноэ. Вот тогда-то Эбнер и задал первый немаловажный вопрос:
– Почему вы заставляете своих людей трудиться в горах, как рабов?
– Они добывают сандаловое дерево, – охотно пояснила Малама.
– Для чего?
– Для того, чтобы Келоло смог купить корабль.
– Неужели разрушение красивого острова стоит покупки корабля? – не отступал Эбнер.
– Я не понимаю тебя, Макуа Хейл.
– Я хочу, чтобы вы прогулялись со мной, Малама, и посмотрели, какую чудовищную цену должна заплатить Лахайна за то сандаловое дерево, которое сейчас Келоло добывает в горах.
Малама позвала своих служанок, и они составили ту самую процессию, которая со временем изменит историю Гавайев. Впереди вышагивал хромоногий миссионер в сопровождении высоченного Кеоки. За ними следовала гигантская Малама в красно-голубом платье. По её правую руку шла служанка Ка-лани-капуай-кала-нинуи, пяти футов роста и весом в двести пятнадцать фунтов, а по левую, переваливаясь и отдуваясь, двигалась Маноно-кауа-капу-кулани, ростом в пять футов и шесть дюймов и весом в двести восемьдесят фунтов. Женщины шли, плотно прижавшись друг другу и занимали всю ширину дороги. В это время Эбнер и начал свою ненавязчивую проповедь, избрав тактику "пути в обход".
– Иметь корабль в наше время, Малама, – заявил он, – это проявление тщеславия, блажь, и ничего более. Вы лучше посмотрите на берега вашего рыбного пруда. Они же обваливаются. Пруд может погибнуть.
– Какое это имеет значение? – изумилась Малама.
– Если рыбы здесь больше не будет, то люди начнут голодать, – резонно заметил священник.
– Когда люди вернутся с гор… после того, как добудут достаточно сандалового дерева…
– Рыба уже погибнет, – печально доложил Эбнер. – Малама, вы и я должны успеть спасти этот пруд. – И он смело шагнул в мутную воду, приглашая женщину присоединиться к нему. Алии Нуи сразу же поняла, чему он хочет её обучить, и приказала служанкам помогать им. И все три женщины плюхнулись в пруд, приподняв подолы своих новых платьев и просунув их вперед и вверх между ног, словно гигантские подгузники. Хохоча и отпуская грязные шуточки, которые, правда, Эбнер всё равно не мог понять (между собой они называли миссионера "маленьким белым тараканом"), алии по правили берега пруда, и когда дело было сделано, Эбнер произнес вслух то, что стало итогом этого урока:
– Мудрая Алии Нуи приказывает, чтобы за рыбными прудами велось наблюдение, и чтобы все они всегда находились в порядке.
Чуть подальше Эбнер указал на травяную хижину, сгоревшую дотла:
– Здесь погибли четыре человека, Малама. Мудрая Алии Нуи запретила бы курение табака на своей земле.
– Но людям нравится курить, – пыталась сопротивлять ся Малама.
– И поэтому вы позволяете им сгорать заживо. С тех пор, как я приехал в Лахайну, уже шестеро человек сгорело. Мудрая Алии Нуи…
– Куда ты поведешь меня дальше? – перебила Малама.
– Это близко. Вон там, под деревьями коу, – объяснил Эбнер, и очень скоро Малама и её служанки уже стояли перед не большим продолговатым участком свежевскопанной земли. Женщины сразу поняли, что это такое. Однако Малама хранила молчание по поводу этого участка, и тогда заговорил Эбнер:
– Здесь, под землей, покоится маленькая девочка.
– Я знаю, – чуть слышно произнесла Алии Нуи.
– Младенца положила сюда его собственная мать.
– Да.
– Живого.
– Я понимаю, Макуа Хейл.
– И пока ребенок был ещё жив, мать засыпала его землей, а потом утаптывала её, пока новорожденная девочка…
– Пожалуйста. Макуа Хейл, прошу тебя.
– Мудрая Алии Нуи, которая хочет заслужить благодать Божию, приказала бы остановить это зло. – Малама ничего на это не ответила, и процессия двинулась дальше. Вскоре Эбнер и его спутницы увидели, как трое моряков покупают виски у англичанина, а к самим морякам, кокетничая, цеплялись четыре симпатичных девушки, те самые, которых их собственный отец отвозил на каноэ к "Фетиде", когда она только вошла в порт. – Вот эти девушки очень скоро умрут от сифилиса, заразной болезни, – горестно констатировал Эбнер. – Мудрая Алии Нуи запретила бы продавать виски, а также подумала бы и о том, что можно сделать для того, что бы девушки перестали посещать иностранные корабли.
