Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Что за капитан? Ни капитанской лаконичности, ни принципиальности, ни уверенности. Флюгер какой-то. Но с комсоставом у него действительно положение пиковое...
По швартовому концу двигалась здоровенная рыжая крыса.
Этого еще не хватало! Крысы уходят на берег – плохая примета. Тут не пустое суеверие, достаточно распространенное среди моряков: крыс гонит с корабля инстинкт, «шестое» чувство.
Возвращаясь на родину после зимовки, птицы пролетают тысячеверстные расстояния без компасов и опускаются именно там, где они были когда-то птенцами. Собака воет в предвидении несчастья. Курица пурхается в пыли – быть дождю. Если волк катался по снегу – охотник, возвращайся домой: будет буран! Лошадь нипочем не идет вброд через реку, чуя большие глубины, и, напротив, безбоязненно шагает в таких местах, где человеку мнится опасность.
Инстинкт... Звериное чувство, утраченное человеком окончательно с тех пор, как он облачился в штаны и рубаху...
По набережной ходил сторож-охранник. Я спросил его, много ли крыс ушло со «Свердловска».
– Не дивно, – ответил тот, наверно, помор или сибиряк. – Однако идут помалу. И чево им тут нужно? Хлеб с пакхаузов уже повывезли. Только ящики с консервами остались, а банку, известно, не прогрызешь...
Я поднял палку и запустил ею в крысу – авось, повернет обратно, на судно. Крыса сорвалась в воду, но, вынырнув, продолжала курс на берег.
– Н-да-с!..
Приняв топливо и пресную воду, Корганов пошел в море.
Вопреки прогнозам, только что бушевавший шторм прекратился. Океан гнал пологие волны. Дул ровный, потеплевший ветерок, и небо, ставшее безоблачным, сияло голубизной совсем по-летнему. Берега, от которых мы с каждым часом уходили все дальше, долго еще просматривались пятнами нежных акварельных тонов...
Я окончательно перезнакомился с комсоставом и с командой «Свердловска». В общем, кажется, капитан не переоценивает: люди неплохие. Расторгуев и те его однодельцы, которых придется еще допрашивать, – не в счет. Как водится, в семье не без урода. А есть здесь и прямо замечательные парни. Например, комсомолец Дорогин, кочегар Казанцев. Да и Волков – чем плох?..
Он долго сидел у меня в каюте. Пришел уже не в сетке, а в добротном синем костюме. При всем параде, так сказать. Оказалось, весь свой век проплавал. Еще десятилетним мальчишкой-юнгой, «зуйком», как их называли, ходил на старинных беломорских промысловых «раньшинах».
Сказал:
– Многое повидал на белом свете. Был в Норвегии Швеции, Дании, в Японии и в Китае. Ходил в Америку, Португалию, Англию, а о Германии и говорить нечего – раз десять побывал. Даже, представьте себе, в Австралию черт носил. Но потом, после Октября, решил твердо: хватит! Больше на иностранную землю – ни ногой! Теперь для нашего брата, старого моряка, и на родине места хватает, есть где развернуться. Одни географические открытия чего стоят. Да и некогда бродяжить. Я ведь в оккупацию в Архангельском подполье был, а после во Владивосток перебрался. Архангельцы для связи послали, да так и остался у партизан: выколачивал из Приморья интервентов и белых.
– Вы ведь не в партии, Сергей Семенович? Почему, простите за нескромный вопрос?
– Да, собственно, нипочему. Так, леность... А биография у меня – дай бог каждому! Однако собираюсь вступить, – нужно же. Человеку с такой биографией в итоге жизни без партии – нельзя. Может, я не прав, товарищ следователь, вы откровенно скажите, прямо...
– Да, пожалуй, правильно, товарищ Волков. Но... ладно, уж если прямо – то прямо...
– Что – «блох» из меня еще надо выколачивать? – улыбаясь, перебил механик.
– Надо.
– Сам знаю... Да не могу справиться. Нет-нет, а прорвется старая закваска. Еще от прежних хозяев, черт их забодай! Как нас воспитывали при царе-кесаре? Нас, моряков-специалистов, хозяева баловали. Купец Окладников – из беломорских воротил – своим капитанам да и механикам бесплатно дома строил и дарил.
– Что же вы от такой благодати в большевистское подполье подались?
Волков в изумлении воззрился на меня.
– И вы спрашиваете! Я же потомственный пролетарий. И дед и отец – слесаря. Куда ж мне? С интервентами, что ли? Нет уж, увольте! В Октябрьскую сколотил я революционную группу и захватил окладниковский пароход. Пришел в порт, в ревком: пожалуйста, товарищи, берите, пользуйтесь! Об этом случае тогда писали в газетах. До белых я так и плавал на этом шипе, а после переворота господина Чайковского ушел к Павлину Виноградову. Слыхали про такого? Геройский был человек!.. Вот такая моя биография. Но «блох» во мне еще много, сознаю. Взять, хотя бы, эту историю с водочкой. После вашего замечания я поразмыслил: откуда во мне это? Дескать: робь, братцы, ставлю за свой счет три ведра. Купеческое воспитание... И стало мне стыдно. Не так чтобы очень уж, а все ж не по себе...
Он болезненно поморщился.
– Вот жду не дождусь, когда к нам замполита пришлют. Чтобы было с кем поговорить, посоветоваться...
– Да, замполит нужен, – ответил я. – Сергей Семенович, вы моряк бывалый. Скажите, какого вы мнения о Петре Степановиче?
– Корганов человек золотой. И судоводитель очень грамотный, таких в бассейне раз-два и обчелся. Но администратор слабый. Добряк.
– Верно подмечено. А старпом?
– Ну, что ж сказать о старпоме... Во-первых, больной вдребезги. И знает, что жить осталось всего ничего. Во-вторых, прошлая жизнь сложилась неудачно: служил на царском флоте, старший лейтенант, дворянин, потом у белых командовал миноносцем...
– Что-о-о? У белых?..
– А что ж? Жизнь – штука хитрая; то вознесет до клотика, то трахнет до жвакогалса. Так и с нашим старпомом. Правда, с белыми за границу он не ушел, остался во Владивостоке, отсидел там сколько-то в советском фильтрационном лагере. Ну... освободили, допустили к плаванию. Однако капитаном ему никогда не бывать. Отсюда и зол на весь свет. Знает, что скоро умрет, а судна не дадут. И правильно: чем черт не шутит – возьмет да и даст драпа, хотя бы в Японию...
– Ну, уж это вы загнули...
– Чужая душа – потемки! Особенно белогвардейская. Если будет на Корганова лить помои, вы ему особенно не доверяйте. Спит и видит: сбросить Петра Степановича, а самому, хоть перед концом, в капитанской каюте пожить, походить с четырьмя нашивками. Семьи у него нет, человек одинокий. В общем, простите, не мне вас учить, а все же вы с Сергеевым поосторожнее... – и Волков добавил многозначительно, полушепотом: – Им уже интересовались. Со мной была беседа, как со старым партизаном. И еще кое-кого вызывали...
– Спасибо, учту.
Очень неодобрительно отозвался Волков и об арестованном втором помощнике капитана Расторгуеве:
– Одна слава что – моряк! Сачок и заядлый спекулянт. Раньше он суперкаргом ходил. Бывал в Японии и вообще... очень подозрительный тип. Со штурманами Петру Степановичу не повезло. О третьем, Рулеве, что рассказать? Пока нечего. Мальчонка! Еще не определился в жизни. А вот расскажу я вам о лучших людях нашего экипажа. Начну с матроса Дорогина...
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
