Книга Русский штрафник Вермахта - Генрих Эрлих

Это была операция «Цитадель». Не очень удачное название, если вы собираетесь идти в наступление. Впрочем, они не знали ни названия операции, ни ее замысла, ни целей, они могли лишь догадываться по виденному ими на марше о грандиозности будущего сражения. Они не знали названия места, где они находятся, не знали, сколько сил противника противостоит им, как укреплены его позиции и насколько далеко простираются. Они знали лишь то, что противник находится прямо перед ними и им надо идти вперед, и только вперед, насколько хватит сил и жизни. Весь театр военных действий сузился для них в узкую полосу наступления их батальона шириной в четыреста метров, они могли заполнить ее всю, стоя плотно плечом к плечу.

И еще они знали, что наступление начнется сегодня на рассвете. Для этого им не требовалось ни особых объявлений, ни приказа. Достаточно было того, что вместо команды «отбой» им выдали сухой паек, по полторы сотни патронов и по четыре гранаты на брата. А мимо них тенями проскользнули саперы и, перевалив через бруствер, растворились в темноте ночи.

Они набросились на еду, ведь они полдня тащились по ходам сообщения, волоча все снаряжение, ящики с патронами, пулеметными лентами, гранатами, фаустпатронами, сигнальными и осветительными ракетами и еще бог знает с чем. Теперь кто-то устроился на пустом ящике, выскребая ложкой мясные консервы из металлической банки, кто-то ел стоя, поставив кружку с горячим кофе на бруствер траншеи. Прошел дежурный ефрейтор с бидоном шнапса, отмерил каждому щедрую порцию. Было так тихо, что слышалось веселое журчание льющегося шнапса, следующее за этим бульканье жидкости в горле, удовлетворенное кряканье. Здесь вообще было необычайно тихо, несколько дней как тихо.

Быстро управившись с едой, Юрген залез на ящик, глянул поверх бруствера в сторону русских позиций. Ничего толком не разглядел. Угадывалась лишь линия горизонта, высокая и неровная, то ли холм, то ли лес. Там не светилось ни одного огонька. Чуть ближе к их позициям виднелись белые тонкие полосы, нитями тянущиеся вдаль, это саперы отмечали проходы в минных заграждениях.

— До позиций иванов два километра, — раздался спокойный голос майора Фрике, — атакуем через полтора часа.

Это все, что им следовало знать. Майор Фрике обходил позиции своего батальона, необычно маленькие и тесные, наблюдая хозяйским взглядом, все ли находится в нужной готовности, а более для того, чтобы заполнить томительную паузу перед решительным штурмом. И вдруг как будто что-то толкнуло его изнутри.

— Всем в блиндажи! Быстро! — закричал он.

Юрген подчинился приказу не раздумывая. Слетая с ящика, он успел лишь заметить, как весь горизонт осветился вдруг пламенем и этот огонь стремительно понесся в сторону их позиций. Он с разбегу нырнул в проем блиндажа, своим телом пробив пробку из скучившихся в дверях товарищей. Они не имели к нему претензий. Как и он к Красавчику, прошедшемуся тяжелым ботинком по его руке, когда он завалился в проходе, споткнувшись о ящик с патронами. Последним в блиндаж вошел майор Фрике. Ударная волна первого разрыва захлопнула за ним дверь.

Они сидели, плотно прижавшись друг к другу, кто на лавках вдоль стен, кто на штабелях ящиков. Сидели молча, прислушиваясь к тому, как каждый разрыв отдается дрожью в животе. Дрожь была частой.

— Как будто специально нас ждали, — нарушил молчание Ули Шпигель.

— Нас и ждали, — ответил фон Клеффель, — иваны научились воевать по правилам. Упреждающий удар по скоплению сил противника перед штурмом — азы военного искусства. Тут главное — точно рассчитать время, чтобы не выпустить пар впустую.

— Они знали точное время, — протянул Вайнхольд.

— Конечно, — сказал фон Клеффель, — теперь в этом нет никакого сомнения.

Майор Фрике сидел молча. Он чувствовал себя неуютно. Не то чтобы он сторонился простых солдат, он даже приветствовал в душе все эти новые веяния: быть ближе к народу, не подчеркивать явно пропасть, отделяющую офицера от солдата, всячески следовать идее «народного сообщества». В сущности, это была близкая его духу патриархально-консервативная традиция: офицер — отец солдатам, кайзер или фюрер — отец всей нации. Но сейчас он не знал, что сказать солдатам. Сейчас он должен был находиться в своем штабном блиндаже, в сотый раз обдумывая детали предстоящей операции.

— Мы атакуем в три тридцать, — сказал он наконец и посмотрел на часы, — через сорок пять минут.

Он сказал именно то, что было нужно. В его словах прозвучала спокойная уверенность в том, что массированный обстрел не причинит им никакого вреда и через сорок пять минут они выйдут из блиндажа, чтобы броситься в атаку. И еще он показал неотвратимость военного приказа: что бы ни случилось, операция начнется точно в назначенный срок. Юрген вдруг почувствовал, что его возбуждение, и так-то, к его удивлению, невеликое, окончательно сошло на нет. Осталась лишь холодная расчетливость и решимость выполнить поставленную задачу, бок о бок с товарищами.

— Строго придерживайтесь коридоров в минном заграждении, отмеченных белыми лентами, — добавил майор Фрике, — заграждения перед позициями противника будут перепаханы нашей штурмовой авиацией и артиллерией. Следуйте за огнем нашей артиллерии. Как только она перенесет огонь на вторую линию окопов, немедленно атакуйте противника, деморализованного и ослепленного. — Последние эпитеты майор Фрике извлек из устава, ему не было нужды ничего придумывать.

Грохот вражеской канонады постепенно стихал.

— Пора, — сказал майор Фрике, посмотрев на часы. Он поднялся и громко отдал приказ: — Солдаты! Внимание! Разобрать оружие и боеприпасы! Всем покинуть блиндаж!

Он покинул блиндаж первым, быстро огляделся и вскоре скрылся за поворотом траншеи.

Юрген подтянул ремешок каски, подвигал плечами, проверяя, ладно ли сидит на спине ранец и его безразмерный мешок, поправил висящий на груди автомат, одновременно поводя взглядом вокруг. Уже забрезжил рассвет, как будто нарочно для того, чтобы подсветить клубы дыма, пороховой гари, взметенные частички земли, проплывающие над окопами. Чтобы были лучше видны обрушенные стенки траншей, завалы земли, раскиданные ящики, торчащие вверх бревна наката соседнего блиндажа, разрушенного прямым попаданием тяжелого артиллерийского снаряда, рука с разведенными пальцами, высовывающаяся из земли, одинокая нога в начищенном офицерском сапоге, оторванная у самого паха и лежащая поверх бруствера.

Стенка траншеи перед Юргеном была не разрушена, он собрал несколько уцелевших ящиков и сложил из них подобие лесенки. Отодвинул в сторону оторванную ногу. Встав на ящики, осторожно посмотрел над бруствером. Вражеских позиций по-прежнему не было видно, все скрывал утренний туман, наплывающий из низин. Сверху, из-за спины, доносился нарастающий гул, это пикировали штурмовики. И почти сразу раздался мощный артиллерийский залп. Свист пролетающих над их головами снарядов слился с воем штурмовиков, чтобы потом разрядиться мощным аккордом разрывов. Началось!