На столе в небольшом покое горела свеча. Рядом с подсвечником поблескивала драгоценным переплетом книга… Она была закрыта. Энкино больше ее не читал. Он сидел за столом. «Опять смотрит на свечу», — мелькнуло у Лодии.
Лодия плотно закрыла за собой дверь.
— Энкино…
— Почему тебя прислали ночью? — спросил он, и болезненная усмешка искривила губы. — Что тебе велели сделать?
— Нет. Не прислали, — отрицательно качнула головой Лодия — Я пришла без разрешения.
Энкино непонимающе смотрел на нее.
— Мне сказали, что больше к тебе ходить не нужно. Что скоро все произойдет… Может быть, завтра или послезавтра. Они решили. Ты слышишь меня? — ей показалось, что Энкино не слушает.
Тот неожиданно стал спокоен, как будто бы даже непринужден. Только взгляд при свете свечи казался усталым и воспаленным.
— Ты пришла проститься? — спросил он. — Это… хорошо. Тебя не хватятся до утра?
Лодия не сразу нашлась, что ответить. Энкино сбил ее: он говорил так просто, как будто речь шла не о его жизни и смерти, а о каких-нибудь засахаренных каштанах. Лодия впервые рассердилась на него.
— По-твоему, я здесь только затем, чтобы сказать «прощай»?
Энкино усмехнулся своей прежней короткой усмешкой.
— А почему бы нет? Мне это было бы приятно.
— Страдания должны были бы просветить тебя, но ты… Я знаю, ты этого не позволишь с собой сделать, — твердо произнесла служительница. — А значит, тебе не остаться в живых. Слышишь? Я выведу тебя из замка. Если ты сможешь бежать, то беги.
Лодия все-таки произнесла эти слова. До последней минуты она не верила, что осмелится. Она предавала самого Князя ради чужака! Голос Лодии звучал так, будто она не обещала Энкино спасение, а спешила его прогнать.
Тот встал, опершись рукой на крышку стола.
— И мы с тобой уйдем отсюда?
Лодия замерла. Это был не вопрос: это было условие.
— Нет, — помолчав, ответила она. — Я останусь. Энкино, у меня нет времени объяснять. Я только хочу, чтобы ты остался жив, потому что нельзя делать это с тобой насильно. Я не знаю, кто заблуждается: ты, они или я — но тебя я хочу спасти.
Лодия выдержала взгляд Энкино, и он увидел — это тоже условие.
— Ты расплатишься за мой побег? — спросил Энкино раздраженно. — Еще этого не хватало!
Ему трудно стало дышать, он прижал руку к сердцу. Он понимал, что делает для него Лодия, но не понимал, откуда вместо слов благодарности берется у него этот резкий, неприязненный тон?
— Разве они узнают? — искренне удивилась Лодия. — Меня никто не видел, сейчас ночь.
Энкино в свою очередь вскинул брови:
— Но ведь со мной виделись только ты и Мирт! Не так уж трудно догадаться, кто из двоих…
— Этого не может быть! — оборвала его Лодия; она возмутилась так горячо, как будто это и в самом деле было несправедливое обвинение. — Кто посмеет сказать, что одна из высших предала Князя ради какого-то раба!
— Ну, вот ты же… — без обиды привел пример Энкино.
Лодия остановила его отчаянным жестом:
— Просто пойдем. Будет хуже, если я попадусь здесь с тобой.
Энкино медлил. Он обвел взглядом тесную комнату, где столько недель смотрел на огонь. Пламя свечи играло в драгоценных инкрустациях на переплете книги.
— И свечу… погасим? — уронил он.
Лодия дунула на свечу.
— Быстрее.
Поколебавшись, Энкино взял со стола книгу.
Через миг они вместе вышли в коридор. Энкино — тоже в одежде служителя, в темно-синей хламиде, которую принесла ему Лодия.
Они миновали стражу у главного входа. Энкино ожидал, что их окликнут. У него даже капельки пота выступили на лбу. Он пытался придумать объяснение: что двое в одежде служителей делали ночью в замке Князя? Засиделись в библиотеке? Их вызывал зачем-то наставник Мирт?
Но стража неподвижно стояла возле крыльца. Высшие доверяли друг другу безусловно.
«Зачем тогда стража, если она не сторожит? — с отчаянно бьющимся сердцем подумал Энкино и догадался. — Затем же, зачем и воины, которые ни с кем не воюют. Это опора власти, тут слишком много рабов…»
От свежего воздуха у него закружилась голова. Энкино посмотрел вверх. Темное зимнее небо было бездонным. Во мраке горели созвездия. Энкино знал их названия по книгам и умел определять путь, хотя до сих пор никогда не пробовал сам, работает ли это в настоящем путешествии. «Плохо, что я так ослабел взаперти», — думал Энкино.
Под ногами — грязь: рабы, ходящие через площадь, совсем затоптали снег. Энкино плотнее закутался в длинную хламиду.
Площадь надо было пересечь наискосок. Внезапно Энкино увидел что-то, что принял сначала за памятник. Приблизившись, он разглядел очертания — высокий столб и прикованный цепями человек. Он стоял, низко опустив голову: цепи крепко держали его и не дали бы упасть, даже будь он уже мертв. Энкино закусил губу: они с Лодией проходили место казни. Но человек у столба был жив. Он вдруг сильно повел плечами, зазвенел цепями, поднял голову.
Лодия даже не замедлила шаг. А Энкино не мог оторвать взгляда от человека. Волосы прикованного были в снегу, он дрожал от холода. Вблизи Энкино видел, как глубоко в тело человека врезались цепи, на которые он налег всей тяжестью. Короткая светлая борода, упавшие на лицо влажные пряди… Энкино узнал его, и больше всего потрясли глаза: помутившиеся и вместе с тем лихорадочно блестевшие, переставшие быть знакомыми.
— Идем! — нетерпеливо окликнула Лодия. — Он приговорен к смерти.
Энкино обернулся к ней:
— Это Берест!..
Он однажды упросил Лодию узнать что-нибудь о его спутниках: Хассеме, Иллесии и других. Лодия обещала, но все, что она могла рассказать Энкино, — о двух боях на ристалище, из-за которых в городе заговорили о Бересте.
Энкино быстро подошел к столбу.
— Берест… это я… — тихо произнес он.
Берест не узнавал Энкино. Тот, путаясь в хламиде служителя и в дорожной сумке через плечо, вытащил флягу с вином.
— Идем! — снова окликнула Лодия.
Энкино потряс Береста за плечи:
— Пей. Вино. Ты согреешься…
Он поднес флягу к его губам, другой рукой поддерживая Бересту голову. Лодия гневно сказала, приглушив голос:
— Раб приговорен к смерти, зачем ты мешаешь ему умереть?! — она отняла у Энкино флягу и потянула его за рукав. — Перестань делать глупости!
— Почему ты в этой одежде? — вдруг прохрипел Берест, узнав его.
Энкино безмолвно отшатнулся и пошел с Лодией, оглядываясь на ходу. Гневно недоумевающий вопрос Береста полоснул по самому сердцу. «Да ведь все бессмысленно! — подумал он. — Я заблужусь в лесу, а если и выберусь к морю, то у меня нет корабля!». Ему хотелось сказать Лодии, что побег — глупая затея, и сбросить с себя дурацкую хламиду.
