— Слышала, изловили ту, которая сбежала, — сказала одна из женщин, чистя котел.
— Да, бедняжка, — вздохнула ее товарка. — Надо ей было жизни лишиться до того, как ее сцапали. Так было бы проще помереть.
Другая женщина поежилась.
— Да уж, куда как легче.
Третья спросила:
— А кто ее порол?
— Как звать его, я не знаю, — ответила первая. — Говорят, он старший мердант.
Дар знала, что на все полки — только один старший мердант.
— Кто эта женщина? — спросила она.
Никто ей не ответил. Дар продолжала слушать разговоры женщин между собой, но они стали сплетничать о незнакомых ей людях.
После того как женщины отмыли котлы, слуги стали приносить в кухонный шатер грязные тарелки. Дар и остальные помощницы повара еще мыли посуду, когда в шатер вошел ухмыляющийся мужчина в синей ливрее.
— Пошли, сучки, вас зовут на пир.
Женщины уставились на него, не понимая, шутит он или нет. Но тут пришел Давот и подтвердил — их действительно приглашают.
Слуга привел Дар, Тви и остальных женщин в тот шатер, где король пировал со своими приближенными. По трем сторонам стояли столы, и все, кто за ними сидел, воззрились на женщин, стоящих посередине. Король сидел прямо напротив в окружении подвыпивших придворных. Среди них Дар узнала Человека Королевы, но остальных она видела впервые. На столах не осталось почти ничего, кроме костей и объедков. Бороды пирующих были выпачканы соусами. Еды не осталось, но выпивки еще хватало. Возле столов суетились слуги в синих ливреях, подливали бренди в чаши и кубки. Дар противно было смотреть на пьяные рожи мужчин.
Тот, кто привел женщин в шатер, прокричал:
— Слушайте указ!
Пирующие немного притихли, а слуга продолжал говорить громким голосом:
— Наш всемилостивый повелитель решил, что будет славно, если эти низкородные девицы примут участие в его пиршестве.
Один мужчина крикнул:
— Слава королю!
Остальные ответили на это пьяным хохотом.
— Да будет всем известно, что его величество дозволяет им полакомиться яствами, каких они только пожелают. Господа, угощайте сучек!
Пьяные мужчины только этого и ждали. Они принялись швырять в женщин объедками, костями, корками хлеба. Женщины закрывались руками от этого обстрела. Наконец тот слуга, который их привел, прокричал:
— Стыд и позор!
Обстрел прекратился.
— Эти объедки прикасались к губам полководцев и особ королевской крови! — Слуга сурово воззрился на женщин. — Вы что же, слишком гордые для того, чтобы полакомиться этим угощением? Подобная неблагодарность заслуживает порки.
При слове «порка» другие женщины стали в спешке поднимать объедки с пола и жевать. Дар поступила так же. Мужчины расхохотались и принялись снова швырять в женщин огрызками. Следуя примеру Дар, Тви потянулась за обглоданной куриной спинкой. Стоило ей наклониться, как король схватил со стола здоровенную говяжью кость и, швырнув в девочку, угодил ей в висок. Тви упала, перевернулась на спину. Из ее виска потекла кровь. Пирующие разразились радостным воплем, словно наблюдали рыцарский турнир. Дар шепнула Тви:
— Лежи, не поднимайся!
Она проворно встала так, чтобы заслонить собой распростертую на полу Тви и уберечь ее от новых ударов.
Все мужчины были слишком пьяны и не обратили внимания на дерзкую выходку Дар, кроме одного. Он сидел рядом с королем и, участвуя в пирушке, словно бы был отстранен от нее. Его отличала от остальных не только трезвость, но и черное облачение, но больше всего поразили Дар его глаза. Стоило Дар встретиться взглядом с этим человеком, как она догадалась: это придворный чародей. Она подумала: россказни о том, что этот человек способен читать чужие мысли, скорее всего, не вымысел. Темные глаза, смотрящие на нее, были намного страшнее костей, которыми швыряли в женщин остальные бражники. Казалось, этот взгляд проникает под кожу, выискивает тайны, и Дар порадовалась, когда маг отвел глаза.
Развлечение кончилось, когда у мужчин не осталось костей и объедков.
— Забирайте свой ужин, дамы, — прокричал слуга в синей ливрее, — да поторопитесь!
Дар схватила несколько хлебных корок и кость с остатками мяса и помогла Тви подняться на ноги. Возле кухонного шатра ее встретил Давот. Похоже, случившееся возмутило его, но он старался сдерживать свои чувства.
— Ступайте отдохните, — сказал он. — Посуду домыть и завтра можно.
Дар взяла полотенце, чтобы вытереть кровь с лица Тви. Девочка тихо плакала.
— Тс-с-с, — нежно прошептала Дар. — У меня для тебя есть белый хлеб и мясо.
Тви еще всхлипывала, когда Дар вывела ее из шатра. На краю королевской ставки из темноты вышел человек.
— Я слышал, сегодня на пиру развлекались. С вами все хорошо?
Дар узнала голос Севрена.
— Со мной все в порядке, — ответила она. — Но король бросил кость в Тви и расшиб ей голову до крови.
Севрен порывисто опустился на колени перед Тви, осмотрел припухлость у нее на виске. Дар видела, что он вне себя от ярости, и его возмущение заставило ее подумать о нем лучше.
— Ничего страшного, — сказала она. — У орков есть снадобья, Ковок ее вылечит.
— Я думал, у Давота она будет в безопасности, — сокрушенно проговорил Севрен. — Простите меня.
— Ты старался как мог, — возразила Дар. — Безопасных мест теперь не осталось.
— Это верно, — кивнул Севрен и добавил хрипловатым от гнева голосом: — Не осталось в королевстве, которым правит…
Дар прикоснулась к его руке.
— Не забывай о чародее, — шепнула она.
Севрен вздохнул.
— Я поговорю с Давотом. Он добрый малый, когда у него это получается. Увидимся утром.
С этими словами он исчез во тьме.
Внутри шатра Отара стоял еще один шатер — из ткани такой толстой и черной, что туда не проникал свет даже в полдень. Ночью мрак внутри этого шатра был не просто отсутствием света — его можно было пощупать. Этот мрак гасил пламя и леденил воздух. Отар сидел там, озаренный язычком огня масляного светильника. Воздух наполнялся ароматным дымом.
Послышался голос:
— Я привел его, господин.
— Пусть войдет, — велел чародей.
Полотнище на входе во внутренний шатер колыхнулось, чья-то рука втолкнула в чернильную тьму маленького мальчика. Он был одет в заплатанную крестьянскую одежду. Мальчика явно разбудили среди ночи, он не выспался, но стоило ему только взглянуть на мага, как он испугался и насторожился.
Отар попытался улыбнуться ребенку, но его лицо не годилось для улыбок. Глядя на такое лицо, можно было скорее испугаться, чем успокоиться.
