Книга Куб со стертыми гранями - Владимир Леонидович Ильин

И, хотя Фелина не собиралась пока тащить меня в свой “будуар” (впрочем, с учетом того, что мы были одни, а также ввиду отсутствия спальных помещений в однокомнатной квартирке, это и не требовалось) или стелиться передо мной в позе, располагающей к немедленному соитию, тем не менее, я все больше ощущал, что попал в скверную ситуацию. Пожалуй, не в такую отвратительную, как книжный дон Румата, но в достаточно двусмысленную, чтобы не понимать: это — очередная проверка, организованная моими противниками.

Расклад карт в этой тайной игре выглядит таковым: с одной стороны, имеется девица, которая не прочь отблагодарить меня натурой за то, что я рискнул из-за нее получить пару переломов ребер и лишиться нескольких зубов (к счастью, коренных, а не передних, иначе это нанесло бы урон моему обаянию). И хотя переспать с ней было бы противно лишь какому-нибудь извращенцу или моральному уроду, тем не менее, я не спешу перейти к решительным действиям.

Потому что для меня все еще остается загадкой, чего именно ждали от меня проверяющие, затевая этот практический “тест на секс”. И какие поступки с моей стороны успокоят их подозрительные натуры?

Да, в принципе, я просто обязан заняться с красавицей Фелиной постельно-прикладным видом спорта, иначе те, что сейчас следят за нами (а в этом я ничуть не сомневаюсь), могут заподозрить меня в принадлежности к хардерам, поскольку всему миру давно известен сексуальный аскетизм подданных Щита. Аскетизм этот вытекает вовсе не из-за каких-то физиологических отклонений, как пытаются доказать некоторые любители “жареных” материалов из числа журналистской братии. Он обусловлен чисто моральными принципами, закрепленными в Кодексе чести хардеров, но, похоже, всему миру на это наплевать…

Но в то же время, если я клюну на пышные формы “спасенного” мной торгового менеджера, то организаторы этого спектакля могут усомниться в достоверности моей “легенды”. Разве способен несчастный Алекс, плакавшийся всем встречным и поперечным в жилетку по поводу трагической смерти жены и детей, взять и переспать с первой встречной смазливой бабенкой?

М-да. Проблема, как говаривал тот тип у края пропасти в моем анестезийном сне…

А что-то выбирать придется. Одно из двух: либо так, либо эдак. Третьего не дано, как на приеме у психиатра: ты либо псих, либо нормален.

Между тем, Фелина переходит к ведению огня прямой наводкой, если можно так выразиться. Мои раны, ушибы и ссадины уже залечены, кровь и грязь с тела и лица стерты — при этом, кстати, мне пришлось лишиться кое-каких предметов одежды — а для быстрейшего восстановления сил мне вручен большой фужер с коктейлем под явно позаимствованным в глубинах истории названием “энерджайзер”.

Сама хозяйка квартиры успела принять ванну и облачиться в роскошный халат, впрочем, ничуть не мешающий разглядеть, что он является единственным предметом одежды на моей собеседнице. Она сидит, злодейка, скрестив ноги по-турецки, напротив меня на ковре с длинным мягким ворсом и делает вид, что я — именно тот тип, которого она ждала всю свою жизнь.

Разговор наш вяло вертится вокруг каких-то пустяков. Судя по всему, он уже не имеет никакого значения. Что-то насчет любви с первого взгляда…

“Сейчас ей останется лишь спросить, нравится ли она мне”, думаю я, и, словно подчиняясь моему мысленному приказу, Фелина, потупив глазки и трогательно краснея, лепечет:

— Скажите, Алекс, а я… я вам нравлюсь?

— Очень, — вполне искренне отвечаю я. — Думаете, почему я за вас заступился? Потому что даже в темноте разглядел ваше прекрасное личико!..

Она протягивает ко мне свою восхитительную ручку и осведомляется, распахнув еще больше свой халатик:

— Так что же вы медлите, глупенький? Я так хочу, чтобы вы были близко-близко от меня!..

Ничего не поделаешь, приходится покинуть свое убежище на диване и перебраться на ковер, под бок к красавице. Кто-то изрек, что женщин не следует заставлять долго ждать — иначе они постареют и раздадутся в теле…

Я ненавязчиво обнимаю прелестную продавщицу за плечи и, в стиле душещипательных мелодрам, медленно клонюсь к ней, чтобы уста наши могли слиться в страстном поцелуе. Когда это происходит, я медленно, словно боясь вспугнуть свою партнершу, укладываю ее на пушистый ковер, и рука моя устремляется под тонкий халатик к телесным радостям…

Однако при этом я так неуклюж и порывист, что из моего нагрудного карманчика выпадает небольшая карточка видео-кадра. Как и следовало ожидать, Фелина оказывается гораздо проворнее меня, и успевает первой поднять мою потерю. И тут же хмурит свой гладкий лобик, похоже, никогда не обременявший себя морщинами от раздумий.

— Кто это? — осведомляется ревниво она.

Я и сам не знаю, кто запечатлен на этом кадре. Женщина, поворачивающая голову к объективу камеры, которая движется вокруг нее, и раздвигающая губы в застенчивой, мягкой, как свет осеннего солнца, улыбке. Но это часть моей “легенды”…

— Это Лариса, — говорю я. — Моя жена… покойная…

— Она была красивая, — говорит Фелина так, что сразу становится ясно, что на самом деле она так не считает. — Вы любили ее?

— Да, — печально говорю я, пряча видео-карту обратно в карман. — Но давайте не будем вспоминать мертвых, хорошо?

И делаю попытку продолжить тот жест, который мне не удалось довести до конца несколькими минутами раньше. Но похоже, что Фелина настроена уже не фривольно, хотя сопротивления мне по-прежнему не оказывает.

— А вы часто вспоминаете свою жену, Алекс? — не без лукавства спрашивает она.

— Я ее никогда не забуду, — уклоняюсь я от прямого ответа, но она, видно трактует мои слова по-особому.

— А как же тогда мы с вами? — лукаво осведомляется красотка в халате. — Разве ваша жена простила бы вас, если бы была сейчас здесь?

— Она у меня была умной женщиной, — признаюсь я. — Скорее всего, она поняла бы, что, кроме любви, в жизни существует еще такая штука, как физиологические потребности… Не сомневаюсь, что она представила бы себя на моем месте и согласилась бы с тем, что любому нормальному, здоровому человеку требуется время от времени сношаться с лицами противоположного пола… А разве нет? Мы же с вами не собираемся любить друг друга до гроба, верно, уважаемая Фелина? Это — как жажда, правда? Утолил — и тебя больше не тянет к колодцу!.. Или как у животных: спарился — и партнер тебя больше не интересует. Его можно даже сожрать, как это делает не помню чья самка…

Упоминание о том, что мы собираемся уподобиться животным, шокирует красавицу Фелину, и она вспыхивает от возмущения.

— Ах, вот как ты, значит, воспринимаешь наши отношения? — восклицает она.

После чего ей остается лишь отвесить своему спасителю хлесткую пощечину и с разъяренным видом вскочить на ноги с импровизированного ложа несостоявшейся любви.

А мне — с видом непонятого дон-жуана гордо удалиться в свои пенаты…