Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
Причина организации Комиссии проста: в мае девятнадцатого года армия Деникина начала успешное наступление на север, оно продолжалось все лето и начало осени. Белые освободили значительные территории, много городов, и всюду им открывались картины бесчисленных и страшных преступлений советской власти.
Комиссия руководствовалась дореволюционными правовыми нормами… нормами цивилизованного общества, а не классовым чутьем и революционным сознанием. Расследования, раскопки могил, обыски в зданиях, занимавшихся бесчисленными чрезвычайками, производились в присутствии свидетелей, представителей русского командования и прессы. При расследовании преступлений коммунистов в Киеве, Харькове, Одессе, Николаеве, Херсоне, Воронеже, Царицыне применялась фотосъемка и киносъемка. То, что расследовала комиссия, что она показала на суде в Лозанне, было не эмоциями, а фактами.
Факты порой ужасны: множество голых мужских, женских и детских трупов со следами самых чудовищных пыток. Людей разрубали на куски, четвертовали, проламывали им головы дубиной или пробивали череп молотком, вбивали кол в грудную клетку, вспарывали животы. Нашли много трупов людей, умерщвленных штыками или вилами с прокалыванием шеи, живота или груди. Некоторых закапывали заживо, причем одна из женщин была связана со своей восьмилетней дочерью.
Пока фон Штауфеншутц говорил, Казанцев принес откуда-то большущий том…
— А одно из мест экзекуций в Киеве выглядело так, — перебил до сих пор очень вежливый Казанцев. — «Весь цементный пол большого гаража был залит уже не бежавшей вследствие жары, а стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими останками. Все стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи. Из середины гаража в соседнее помещение, где был подземный сток, вел желоб в четверть метра ширины и глубины, и приблизительно в десять метров длины. Этот желоб был на всем протяжении доверху наполнен кровью».
Петр Исаакович, вот же они, материалы Особой комиссии… Петя, я понимаю вашего оппонента, — Казанцев ласково улыбнулся фон Штауфеншутцу, — но зря он на вас так насел… Вы не виноваты, вас так учили. Просьба одна: когда будет время, прочитайте и эту книгу, и еще кое-что… Ладно?
— А белый террор? — глухо спросил Петя, грызя ноготь.
— Приведите факты белого террора, Петер, — тихо попросил Вальтер. Он даже не спорил с Петей, он скорее соболезновал: вот во что тебя втянули, парень…
— Вальтер прав в главном — коммунизм в России начался с чудовищного насилия и массового террора. Особая комиссия обнародовала цифру — миллион семьсот тысяч жертв красного террора. Эту цифру признал реальной и суд в Швейцарии. Я надеюсь, Петр Исаакович, вы прочитаете подборку, которую я приготовлю.
Петя растерянно кивнул. Голова у него пухла, слишком многое приходилось пересматривать.
— А я выражу надежду еще в одном… — Бадмаев говорил очень решительно. — Что мы еще поговорим и на эту тему, и на другие важные и порой страшные темы. Но я хочу верить, что наши молодые друзья будут спорить только словами и, кроме споров, смогут сотрудничать. И что сейчас мы продолжим разговор, ради которого собрались.
Присутствующие закивали, и Петр Алексеевич закончил:
— Сейчас я попрошу Вальтера закончить свой рассказ про то, как его отряд искал Шамбалу.
Эта часть рассказа фон Штауфеншутца оказалась еще больше похожа на историю Пети. Отряд шел дольше, и только в одном — с большим комфортом: медленно поднимаясь из Индии в Гималаи, немцы постепенно акклиматизировались, меньше страдали от горной болезни. Да и подбирали в отряд людей, уже бывавших в горах.
Как и Васильев у Пети, командир немецкого отряда с простонародной фамилией Шмидт вызывал у Вальтера сложные чувства. Но в целом Вальтер больше ему доверял, чем Петя Васильеву.
— Он же как раз пролетарий?
— Зачем вы так? У Шмидта прекрасная квалификация, он умел массу вещей, и очень достойная личность. Социал-демократы у нас часто бывали очень хорошими людьми, они занимали самую похвальную позицию. В девятнадцатом и в двадцать третьем на улицах Берлина в бой на коммунистов вместе шли рабочие и офицерские отряды.
Петя ждал, что европейскому чистоплюю будет в Тибете куда тяжелее, чем ему. А получалось, что наоборот! Странно, но к тибетцам Вальтер относился лучше Пети. Да, несусветная грязь, да, дикие нравы, да, невероятная отсталость. Но ничего, наши собственные предки были не лучше. К тому же среди тибетских лам живут потомки арийцев, носители древнего и великого знания.
По тому, как Вальтер ел, как он сидел, чувствовалось хорошее воспитание. В умном узком лице с волевым подбородком, в серых отчаянных глазах, во всей подтянутой фигуре чувствовалась порода. Петю это, против воли, привлекало. Против воли? Да… Петю учили не любить, презирать аристократию. А этого парня он «чувствовал» как очень надежного и сильного. Голос говорил ему: Вальтер — человек очень надежный, с прекрасными мужскими качествами и к тому же умный, образованный.
Он вообще был понятный и непонятный одновременно.
Понятный, потому что думал и чувствовал почти как Петя.
Непонятный, потому что был сыном совсем другого общества. Уверенный в себе, не униженный, какой-то очень естественно гордый… Таким хотел бы быть и Петя, и Каган… но они хотели, а Вальтер просто был, и все тут!
Убеждение в превосходстве всего германского странно уживалось в Вальтере с терпимостью. Память о знатных предках мешалась с глубоким убеждением: во всех слоях общества бывают достойные люди.
Как ни пытался Петя увидеть в Вальтере то, чему его учили, не получалось: не было в фон Штауфеншутце ни грамма ни высокомерия, ни спеси. Презирать Вальтера можно было только одним способом: не замечая его самого и ненавидя как «представителя класса».
Петя наблюдал за Вальтером не только потому, что — «спаситель». И не потому, что велели. Странно, но Вальтер ему нравился, и нравился чем дальше, тем сильнее.
— А вот лучше скажите… — начал было Петя, оглянулся на Бадмаева. Тот кивнул, и Петя закончил: — А вот скажите лучше — почему вы сразу начали стрелять в Бубиха?
— Среди приказов, которые нам дали, был и такой: обнаружить и уничтожить советскую экспедицию. И мы знали, что ее ведет Бубих, у нас были его фотопортреты.
— Откуда?!
Ответил не Вальтер, а Бадмаев:
— Да оттуда, что Бубих выступал по всей Европе, рассказывал о своих связях с Шамбалой. Прямо как свой человек в Шамбале. Ясное дело: если караван ведет Бубих — это советская экспедиция.
— А вы совсем его не знали, господин Бадмаев?
— Знал… Мы встречались еще в Петербурге, Бубих все пропагандировал свои картины.
— У нас эти картины тоже многие видели, — вставил фон Штауфеншутц. — Наверное, Бубих думал, что, если переоденется в тибетскую хламиду, его никто не узнает. А мы его узнали, и все сразу сделалось ясно.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
