— Если вы готовы, мадемуазель, мы можем отправляться.
Мадлен пренебрежительно повела плечами. Ей не нравился этот изысканный хлыщ — с кукольным личиком и порочной улыбкой.
— Как вам будет угодно, маркиз.
— В таком случае едем.
Он стукнул в потолок тростью, отделанной янтарем. Она хорошо гармонировала с бледно-коралловыми цветами его наряда. Послышался свист хлыста, и карета тронулась в путь, покинув двор особняка д'Аржаньяков.
Сложная система рессор смягчила толчок, не причинив никакого беспокойства пассажирам. Выезды, снабженные подобной защитой, были практически неуязвимы для любых дорожных ухабов. На дверных панелях кареты, окрашенных в светло-оливковый цвет, красовались гербы с горностаями. Родословная Шеню-Туреев уходила корнями к Филиппу Августу.[16]
Все было безукоризненно — и четверка бледно-коричневых лошадей с выбеленными гривами и хвостами, и стоящий на запятках лакей в зеленой ливрее, и салон, обитый желтым атласом вкупе с бархатом цвета морской волны, и замечательно мягкие подушки сидений.
— Маркиз, я в восторге, — проронила Мадлен после продолжительного молчания. — Ваш выезд просто великолепен.
Она недовольно поморщилась, ибо сказала неправду. На деле тут многое было слишком уж чересчур — взять хотя бы беленые гривы лошадок.
Однако Шеню-Турей отнесся к сказанному как к должному.
— Благодарю, мадемуазель. Я хочу, чтобы меня окружало все самое лучшее, и тешу себя мыслью, что это мне удается.
В его последних словах явно проглядывал осторожный намек. Маркиз наклонился и словно случайно коснулся руки соседки.
Мадлен отстранилась и уткнулась в окно. Ей сводило скулы от скуки. Идея этой прогулки изначально не слишком-то радовала ее, но она все же не думала что само предприятие будет настолько тоскливым. Минуты шли, молчание делалось затяжным, и наконец, девушка заговорила, словно бы размышляя:
— Вот парадокс: в нашем распоряжении так мало времени, а мы его совершенно не ценим. Наша небрежность порой простирается столь далеко, что мы проводим все свои дни в развлечениях, а жизнь уходит впустую.
Шеню-Турей глубокомысленно закивал.
— Истинная правда, мадемуазель. Я и сам подмечал, что уделом утонченных натур волей-неволей становится скука.
Мадлен с изумлением воззрилась на спутника.
— Что-что?
Истолковав ее реплику как приглашение к дальнейшему развитию темы, маркиз любезно прояснил свою мысль:
— В свете это обычное дело, мадемуазель. Наслаждения и развлечения порой вызывают у нас пресыщение. Нам приходится принимать приглашения праздных друзей, хотя сами мы больше всего мечтаем об одиночестве!
Он неуверенно улыбнулся, надеясь, что все сказанное вызовет одобрение собеседницы.
Слова его определенно подействовали на Мадлен, но совсем не так, как хотелось бы Шеню-Турею.
— Боже мой, вы хоть сами-то понимаете что несете?
Крепко сжатыми кулачками она стукнула себя по коленям.
— Я говорю о быстротечности жизни, маркиз. Мне девятнадцать, и все эти годы пролетели впустую. Пройдет еще десять лет, и что же тогда?
Хотя вопрос был явно риторическим, Шеню-Турей счел нужным заметить:
— Надеюсь, я могу выстроить кое-какие прогнозы.
— В течение этих лет, — безжалостно продолжала Мадлен, — я самым обыкновенным образом выйду за кого-нибудь замуж и буду растить самых обычных детей, проживая один пустой день за другим…
— Думать, что ваши дети будут походить на других, большая ошибка, — снисходительно пробормотал Шеню-Турей, вновь попытавшись коснуться ее руки. — Кроме того, дети, преданность мужа, религия — разве этого недостаточно?
— Конечно же нет! — Мадлен давно игнорировала предостерегающие взгляды Кассандры. — В мире столько достойных занятий. Медицина, наука, дальние путешествия служение Господу, наконец. Если бы у меня было к тому призвание, я осталась бы в монастыре, а там, как знать, возможно, передо мной открылись бы новые горизонты. Но женщине трудно сделать карьеру миссионера, а мой отец, к сожалению, не дипломат.
Она помолчала с минуту, затем продолжила:
— Я знала одну девушку по имени Ренегонда Шамлисс, мы вместе учились. Ее отец — граф Этендани. Она побывала с ним во многих местах: в Турции, в Риме, в Стокгольме и даже в России. После учебы отец повез дочку в Индию. Добрые сестры ахали над ее несчастной судьбой. А я ей завидовала, да и сейчас продолжаю!
Не заметив опасных искорок во взгляде Мадлен, Шеню-Турей рассудительно произнес:
— Естественно, сестры правы. Граф Этендани всегда слыл оригиналом. Верх легкомыслия — таскать за собою ребенка, особенно если долг призывает тебя в дикие или глухие края. Болезни, грязь и прочие неудобства. Поверьте, во всех этих экзотических землях отсутствует элементарный комфорт.
— Вы, сударь, шутник, — усмехнулась Мадлен. — Что значит какой-то комфорт перед возможностью повидать дальние страны?
Маркиз ответил довольно сухо:
— Полагаю, мадемуазель, туда незачем ездить. Вполне можно удовольствоваться общими сведениями о жизни в этих краях. Но вам, конечно, виднее. Я никому не навязываю ни свое мнение, ни себя.
Обида, прозвучавшая в голосе спутника, казалось, развеселила Мадлен. Откинувшись на спинку сиденья, она рассмеялась.
— Ну вот, вы уже пытаетесь воздействовать на меня. А все потому, что и сама я пытаюсь оставаться примерным ребенком и не выходить из воли отца. Кстати, он сообщил, что вы хотите на мне жениться и ждете решительного ответа. Что ж, я отвечаю: это невозможно, маркиз.
— Вы разбиваете мое сердце, — процедил сквозь зубы Шеню-Турей.
Мадлен покачала головой.
— Нет. Подумайте. Что меня ждет в браке с вами? Какое-то время вы будете искать моего общества, потом вернетесь к своим развлечениям и любовницам, а я сделаюсь предметом жалости и насмешек, как множество жен. О нет, подобная перспектива мне попросту ненавистна!
Казалось, маркиза ничуть не расстроил отказ. Для человека с разбитым сердцем он выглядел очень самоуверенно.
— Прекрасно, мадемуазель. Поскольку мое предложение вас не прельщает, придется вам побеседовать с другими людьми, преследующими куда менее благородные цели.
Он испытующе заглянул ей в глаза и с мрачным удовлетворением обнаружил в них первые признаки беспокойства.
— Возможно, брак со мной и не сахар, но кто поручится, что вам уготован лучший удел? Не будем гадать, мадемуазель, и попробуем это проверить.
Маркиз постучал тростью в потолок кареты.
