Дивизион реактивной артиллерии БМ-21 «Град». «Уралы» тоже были несколько обшарпанные. Некоторые с вмятинами на кабинах. Но вот воины в них были бравые. Все автомобили как один замерли и опустили поднятые до того пакеты направляющих. Через минуту все в том же ровном строю машины двинулись к выходу с площади. А на смену им появилась колонна пограничников в фуражках с зелеными околышами. Это они на некоторых участках фронта сдержали первый, самый тяжелый удар противника. Затем… Пара тяжелых ударных вертолетов Ми-4 с подвешенными на пилонах контейнерами смертоносных НУРСов, расшвыривая несущими винтами потоки воздуха вместе с редким снегом во все стороны, сели в центре Красной площади. Из них выскочили несколько десантников, пригибаясь под ураганным ветром, отбежали на пару десятков метров и, развернув красное полотнище, четко печатая шаг, подошли к могильной плите. Знамя ВДВ к могиле моего отца склонил Герой Советского Союза генерал-лейтенант Василий Маргелов. Он лично высаживался со своими доблестными воинами в Иране. Под его непосредственным руководством брали Оттаву и Тегеран. Вертолеты взлетели, а по площади ровными рядами маршировала в лихо заломленных кубанках с красным верхом, положив руки на АК-104, элита Советской армии — воздушно-десантные войска. Строй остановился, дождался, когда во главе встанут знаменосцы, и двинулся дальше. А на площадь уже въезжали, гремя гусеницами, знаменитые «Шилки». Боевые машины ПВО, застыв строго напротив могильной плиты, синхронно опустили свои счетверенные двадцатитрехмиллиметровые скорострельные пушки. Ровно через минуту лязг гусениц возобновился.
По Красной площади шли, сменяя друг друга, сводные полки фронтов и боевая техника. Мобильные радиолокаторы на Кразах и самоходные артиллерийские системы. От относительно легких плавающих 2С1 «Гвоздик» со стадвадцатидвухмиллиметровыми стволами до мощных 2СЗ «Акаций» и дальнобойных 2С5 «Гиацинтов-С». Вслед за БМП и БТР мотострелков проплыли тяжелые пусковые установки с «Термитами» береговых противокорабельных ракетных комплексов 4К51 «Рубеж». Прошли моряки в своих черных бушлатах и летчики в синих шинелях. А затем… Низко, казалось, сейчас заденут рубиновые звезды на башнях Кремля, промчались своими горбатыми силуэтами штурмовики Ил-10. Гул самолетных винтов прокатился по главной площади страны и исчез. Также неожиданно эти бронированные машины поля боя наносили свои стремительные удары по противнику и улетали, не имея собственных потерь. Истребителей противника в небе они не боялись, защищенные своими пушками впереди и крупнокалиберными пулеметами сзади. Впрочем, без прикрытия «Яков» на фронте они не работали. А лучшего истребителя, чем Як-3, на сегодня в мире не было. Сейчас эти маленькие, но грозные пушечные самолеты пролетели над Москвой тремя колоннами. Все жители нашей столицы наверняка смотрели в этот момент в холодное декабрьское небо и любовались на пролет лучших асов планеты. В воздухе были только Герои Советского Союза. Впереди центральной колонны летела пара Рычагов — Покрышкин. Конечно, самих пилотов не было видно, но Левитан объявил своим знаменитым на весь мир голосом, кто возглавляет истребительный строй. Многочисленные кино- и телекамеры снимали все это грандиозное действо.
Я стоял, задрав голову, на трибуне Мавзолея между маршалом Берией и генералом армии Синельниковым. Егор возвышался надо мной, как пожарная каланча. В груди было очень горячее чувство. Мы победили! Годы работы не прошли даром. Вся страна, каждый советский человек вложили свой труд, а многие — саму жизнь в эту победу! За истребителями в московском небе пролетели двухмоторные Ту-10. Универсальная боевая машина. Высотный разведчик и пикирующий бомбардировщик, машина радиоэлектронной борьбы, глушащая любой вражеский диапазон. А выше в небе уже проплывали огромные четырехмоторные Ту-4. Стратегический бомбардировщик и носитель ядерного оружия. Впрочем, об этом говорить пока еще рано.
Этот день, двадцать первое декабря, теперь станет главным праздником Страны Советов. День Победы и день рождения великого человека.
Прямо напротив Мавзолея на здании ЦУМа висел огромный портрет отца. Мы очень долго решали эту проблему. Решали на ГКО и в спорах дома. Даже Светлану Синельникову привлекли. Сестренка тоже имеет право голоса в этом вопросе. Все-таки мы нашли правильное решение. На этом самом большом в мире портрете Иосиф Виссарионович Сталин улыбался. Улыбался мне и всему нашему народу…
* * *
— Простота, изящество, и упаси боже — обвешиваться цацками. Поняла, как нужно влиять на Светку?
Галина, соглашаясь, кивнула головой. Она у меня умница. Понимает прекрасно, что ей я такого говорить никогда не буду. Но вот «на ус» обязательно намотает. Впрочем, вкус у моей жены и так есть. Не зря говорят, что человек редко бывает талантлив в чем-то одном. Платья на официальные приемы Галинка выбирает длинные. Цвета своей одежды — очень мягкие. Всегда спрашивает, если мы идем куда-то вместе, в чем я буду, чтобы гармонировало. И как-то умудряется выглядеть на первый взгляд скромно и в то же время по-королевски. Вот откуда это в простой советской девчонке? Откуда свое, частенько очень интересное мнение на многое, происходящее сейчас в стране и на всей планете? Похоже, по большей части то, что писалось в том мире в конце двадцатого и начале двадцать первого века о времени Второй мировой войны, мягко говоря, не соответствует действительности. Менталитет у народа совершенно другой. Очень резкое разграничение настроений. То ли наша пропаганда так хорошо работает, то ли существенный рост уровня жизни влияет, но патриотизм населения чувствуется приличный. Вот только славили бы меня поменьше, было бы совсем хорошо.
— Вася… — Галинка явно хотела спросить что-то такое, на что раньше не решалась, — Васенька, а крестик под одеждой можно носить?
Вот те раз! Хоть стой, хоть падай! Комсомолка ведь! Или это на нее так повлияло мое решение венчать Светку с Егором? Тогда в Елоховском соборе у моей жены в маленьком декольте золотой крестик, накануне присланный Патриархом, смотрелся очень естественно.
— Галина Викторовна, вам не стыдно? Хотя, с другой стороны, это место, — я нагло положил ладонь между грудей своей благоверной, — вы можете украшать как угодно.
— Васька, перестань, — Галинка вцепилась в мою руку, но не отрывала ее от себя, а наоборот, прижимала, — успеем еще, — она спокойно, нет, со вполне заметным удовольствием наблюдала, как я тщательно исследую ее грудь, но потом все-таки отвела мою ладонь в сторону и спросила:
— Вась, ну я серьезно. Так можно крестик открыто носить?
А я и не догадывался раньше, что моя жена — верующая. Впрочем, это совершенно не мешает ее любить. В принципе, десять божьих заповедей — это, с моей точки зрения, просто сконцентрированные этические нормы. Какая разница, как их довели до человека? Лишь бы придерживался.
— Конечно, можно, родная. Только чтобы это не выглядело очень демонстративно. В церковь ты тоже будешь ходить?
— Зачем? — удивилась Галина. — Общаться с ним можно в душе. А грехи отпустить… У меня для этого муж есть, — она загадочно улыбнулась. — Да и не так уж много я грешу. Вот разве что плотский грех…
В подтверждение последнего Галинка прижалась ко мне губами. Мы целуемся и не хотим отрываться друг от друга. Вроде уже полгода женат, а каждый раз — как впервые. Вот, за что мне это счастье?…
