Шакунтала вспомнила красоту тех храмов, вихары, чайтьи и ступы.[27]Она с трудом боролась со слезами. Вспомнив великолепные фрески в одном из храмов Андхры, принцесса больше не смогла сдерживаться.
Разрушено. Все. Разрушено навсегда.
Ее первыми словами были:
— Почему меня пощадили?
Командир кушанов объяснил. Мягко. По крайней мере так мягко, как позволяла правда.
Она плюнула. На мгновение показалось, что на лице командира мелькнула улыбка — небольшой дефект в железной маске.
Потом она спросила:
— Рагунат Рао?
Командир кушанов объяснил. На этот раз его голос не отличался мягкостью. Не было необходимости. Затем командир сказал, что будет потом. Теперь снова мягко. Настолько, насколько железо могло быть мягким.
Шакунтала рассмеялась. Гордость выплеснулась из ее души, подобно реке, смывающей всю безнадежность и отчаяние.
Принцесса произнесла свое последнее в день разрушения слово:
— Ну и дураки.
Когда спустилась ночь, кушаны и раджпуты разбили лагерь. Везде вокруг поставили часовых — по периметру лагеря и за его пределами. Раджпуты охраняли лагерь от атаки извне. Кушаны охраняли лагерь от Шакунталы.
Это была странная охрана. Кушаны старались держаться от нее подальше, развлекая друг друга — на хинди, который она понимала, — рассказами о недотепах-йетайцах напуганных девчонкой. Йетайцах, которых она пронзала копьем — сердце, горло, ноги и рот, которых она била ногой в пах, выбивала зубы. Кушанам особенно нравился рассказ про откушенный кончик носа.
За освещаемой кострами частью лагеря стояли надменные раджпуты. Они улыбались в бороды. Болтовня кушанов веселила их.
В ту же ночь, у пруда, недалеко от дворца в Амаварати, лягушка квакнула и отпрыгнула в сторону, испуганная внезапным движением рядом с собой.
Внимательный часовой мог бы разглядеть медленно ползущую фигуру, выбравшуюся из тростника на берег. Но в ту ночь в Амаварати не было внимательных часовых. Армия малва наслаждалась своим триумфом. В эту ночь по Амаварати ходили только орды пьяных убийц, воров и насильников и прятались немногие выжившие жертвы. И еще группа махамимамсов, за которыми присматривали жрецы. Хотя палачи оставались трезвыми и находились на посту, следить за какими-то прудами им было некогда. Они выполняли свои обязанности. И им еще предстояло обработать тело четырнадцатилетнего мальчика.
На берегу мужчина сорвал с себя тунику и перевязал раны. Ран было много, но ни одна не оказалась смертельной и ни одна не оставит его калекой. Через некоторое время они просто превратятся в шрамы, добавив еще несколько меток к уже значительной коллекции, собранной на его теле.
Перевязав раны, мужчина какое-то время отдыхал. Затем, продолжая двигаться неслышно и почти невидимо, исчез с прилегающей ко дворцу территории. В лесу он пошел быстрее. Молча, неслышно и почти невидимо. Как раненая пантера.
Глава 14
Дарас.
Весна 529 года н. э.
Исключительный ум Иоанна Родосского, думал Велисарий, — это, безусловно, положительный фактор.
Но он также был и фактором отрицательным.
— Почему ты мне лжешь? — спросил вышедший в отставку морской офицер. — Каким образом, Боже праведный, я могу сделать то, что ты там от меня хочешь, если от меня скрывают суть дела?
Велисарий спокойно смотрел на мужчину сверху вниз. Полководец был значительно выше ростом.
Иоанн Родосский нахмурился.
— Слушай, Велисарий, оставь позу сфинкса для кого-нибудь еще!
Он плюхнулся за рабочий стол и с отвращением махнул рукой на различные колбы с химикатами и предметы всевозможного предназначения, разбросанные на нем.
— Взгляни на эту кучу! Мусор и игрушки — вот это что. Это все равно, что искать философский камень или эликсир вечной жизни. Черт побери! — он отвернулся от стола, встал и яростно обвел взглядом мастерскую, как будто проклиная все ее содержание.
Велисарий опустился на стул и почесал подбородок.
— Хватит чесать подбородок! — рявкнул морской офицер, а за тем сел на ближайший к Велисарию стул. Всем своим видом Иоанн показывал недовольство. — К чертям собачьим манеры. — Он поднял глаза и гневно посмотрел на Велисария. — И это еще не все, — продолжал он. — Что эго вы с женой задумали при помощи меня провернуть с этим шакалом Прокопием?
Велисарий не успел придумать ничего подходящего, чтобы успокоить Иоанна. Тот снова вскочил и стал расхаживать по мастерской, гневно жестикулируя и периодически натыкаясь на разные предметы.
— «Не беспокойся!» Пожалуйста! Разве я похож на кретина?
Велисарий решил, что при сложившихся обстоятельствах честность, вероятно, будет самой подходящей тактикой.
— Хватит метаться, как сумасшедший, — сказал полководец.
— Я не мечусь. Я просто выражаю свое раздражение.
— Значит, прекрати беситься. И объясни, что ты от меня хочешь.
Иоанн застыл на месте. Теперь моряк гневно смотрел сверху вниз на спокойно сидящего полководца.
— Ты слышал про мою репутацию? — спросил Иоанн. — Что я совращаю всех направо и налево?
Велисарий кивнул. Иоанн Родосский надул щеки, затем снова плюхнулся на стул.
— Ну, репутация несколько преувеличена. Но не сильно. Я действительно пользовался большим успехом у дам на протяжении многих лет. Знаешь мой секрет?
Велисарий ждал. Впервые после их встречи два часа назад морской офицер улыбнулся.
— Секрет успеха обольщения, Велисарий, тот же, что и в войне. Никогда не следует ввязываться в сражение, которое не можешь выиграть.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Очевидное. Я не провел и часа в компании Антонины, когда мне стало ясно: совратить ее невозможно. Пока ты там гонял персов, мы с ней часто оставались вдвоем. В такие часы она ведет себя очень по-деловому и занята только работой. И все. Так почему же, как только в поле зрения появляется это гнусное создание Прокопий, Антонина внезапно начинает всячески проявлять ко мне нежные чувства?
Опять создавалось впечатление, что маленький Иоанн гневно смотрит на Велисария сверху вниз, несмотря на то что в эту минуту оба сидели.
— Что вы задумали?
Велисарий вздохнул и подвинул свой стул поближе. Затем, оказавшись рядом с Иоанном, хитро улыбнулся.
— Мы занимаемся секретной работой, Иоанн. Это заговор, который держится в глубокой тайне.
