Резко дернув ее за руку, он оторвал Люси от ограды.
– Ладно! Ладно!
Глаза его скользнули по ней, и ее словно охватило пламя. Она внутренне задрожала от необыкновенно сладкого ожидания.
– Давай залог! – потребовал Айвэн. – Чтобы тебе не пришло в голову меня обманывать.
– Но это же глупо.
– Твоя подвязка меня вполне устроит.
– Да ты что! – воскликнула она.
Айвэн рассмеялся, и, несмотря на охватившее ее смятение, Люси вдруг разглядела в нем то, чего раньше не видела. Ему с ней хорошо! Он поддразнивает ее, как будто они дети. Только ставки в этой игре совсем не детские. Если она еще и сомневалась в своей любви к нему, то сейчас эти сомнения окончательно развеялись.
– Либо подвязка, либо мы идем в карету прямо сейчас, – настаивал он, бесстыдно оглядывая ее с головы до ног.
Люси задрожала. В подобные эротические игры ей играть не приходилось. Впрочем, и замужем ей тоже раньше быть не приходилось…
– Ну, ладно, ладно.
Быстро осмотревшись, она подняла юбки, быстро сняла подвязку и с пунцовыми щеками протянула Айвэну.
– Вот, пожалуйста. Бери. А сейчас мы обязаны заняться гостями. Хотя, признаться, я бы с большим удовольствием предалась любви.
Не дожидаясь ответа, она развернулась и побежала подальше от греха.
Свадьба тянулась мучительно долго. Каждый взгляд, который бросал на нее Айвэн, жег ее сладостной мукой ожидания. В общей сложности было произнесено шестнадцать тостов – Люси с нетерпением считала их про себя. Она не могла проглотить ни куска. Нервозное ожидание, пустой желудок и шестнадцать глотков шампанского ударили ей в голову. Однако остатки благоразумия еще давали себя знать. «Может быть, он все-таки пошутил?» – думала она.
Стенли и Дерек уже давно играли на церковном дворе. Пруденс и девочки вскоре побежали за ними. Когда Грэхем тоже отодвинул стул и начал подниматься, Айвэн поспешно вскочил.
– Благодарю всех за добрые пожелания. Но я бы хотел остаться со своей женой наедине.
Мужчины рассмеялись, женщины вздохнули – по крайней мере, Гортензия и мать Люси. Леди Уэсткотт едва заметно ухмыльнулась. «Она радуется уже и тому, что Айвэн вообще женился, – подумала Люси. – Пусть даже на мне…»
Она украдкой взглянула на Айвэна в надежде, что он не видел довольного взгляда бабки. Но Айвэн смотрел прямо на старуху. И хотя по лицу его прочесть ничего было нельзя, Люси заметила, как рука его сжалась в кулак. Она тут же, не думая, положила ладонь на этот кулак.
Он посмотрел на нее, она крепче сжала его руку и улыбнулась. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а в следующую секунду большим пальцем руки он погладил ее пальцы.
– Пошли, Люси, – сказал он, и они, держась за руки, вышли из залы.
До сумерек было еще несколько часов, но Айвэн задернул занавески, и в карете стало темно, как в летние сумерки. Возница тронул; Люси и Айвэн наконец остались одни.
– Домой мы едем окружным путем, – сказал он и скинул черный свадебный фрак. – Я приказал кучеру возить нас по улицам, пока я не подам знак.
– Послушай, Айвэн, может… Может, все-таки подождем до дома? Ведь это всего несколько минут.
– Нет!
Он развязал галстук и бросил его на сиденье.
Внутри у Люси бушевало пламя.
– Но… А кучер?
– Ему не до нас.
Он сбросил жилет и расстегнул рубашку.
– Да, но ведь он услышит…
– Ничего он не услышит. Если, конечно, ты сможешь сдерживать свои стоны. На тебе много нижнего белья?
Щеки ее зарделись, по коже побежали мурашки.
– Я… я не знаю… Айвэн! – воскликнула она, когда его рука скользнула по ее колену вверх.
– Мы муж и жена. Ты не имеешь права мне отказывать.
– Я ни в чем тебе не отказываю. Просто я… просто я…
– Оттягиваешь?
Люси кивнула, но тут же мотнула головой. Если быть честной с самой собой, она не хотела ничего откладывать.
– Три, – сказала она.
– Что три?
– Три юбки.
Они посмотрели друг другу в глаза, и воздух в тесной карете раскалился. Он наклонился, снова положил ей руки на колени и принялся медленно поглаживать их горячими ладонями.
Люси таяла под его прикосновением. Да как она вообще жила до сих пор без его прикосновений? Без тех ощущений, которые вызывают в ней его руки?
– Снимай первую.
Она передала ему все три, одну за другой. Чулки, подвязки, туфли он снял с нее сам. Голубая верхняя юбка огромной волной лежала вокруг ее обнаженных ног.
Карета, постукивая колесами то по щебенке, то по брусчатке, то по гравию, катила вперед. Снаружи до них долетал шум улицы, пение птиц и ровный перестук копыт. Внутри же слышались лишь звуки учащенного дыхания. Горячие поцелуи обжигали нежную кожу ее бедер. Люси изо всех сил сжимала плечи Айвэна, но не возражала. Не возражала. Она просто не могла возражать против тех новых и невероятных ощущений, которые он ей открывал. Он целовал ее там, где не должен был целовать, где она не должна была позволять ему себя целовать! Но он этого хотел, и она этого хотела. И она ему позволила.
Ей пришлось сделать над собой невероятное усилие, чтобы не закричать – так ей было хорошо. С каждым прикосновением языка к ее потаенному месту она вскипала. Она вцепилась ему в волосы, и тогда он поднял голову. Палец его скользнул в нее, и она непроизвольно задвигалась в том ритме, к которому так быстро привыкла. Он целовал ее, он ласкал ее, и всего этого было слишком много.
Наконец Люси застонала, содрогнувшись всем телом.
– Айвэн! Айвэн…
Она бессильно откинулась на подушки сиденья. Ей не хотелось ни двигаться, ни говорить, но Айвэн снова коснулся ее ног, и Люси открыла глаза. Ее он удовлетворил – и теперь искал удовлетворения для себя. Она была выжата, как лимон, но его желание придало ей новых сил.
Он посадил ее себе на колени, так, что они оказались лицом друг к другу, и Люси вцепилась ему в плечи.
– Как ты думаешь, он меня слышал? – спросила она. – Ну, кучер…
Айвэн обхватил ее обеими руками за талию и медленно опустил на себя.
– Какое это имеет значение?
– Да так… Никакого… Не знаю! – простонала она, когда он вошел в нее – сначала немного, затем глубже и глубже. – Не знаю, – выдохнула она, и они начали двигаться в такт. Вверх – вниз, вверх – вниз, все быстрее и быстрее, и ей уже ни до кого не было дела.
Она принадлежала ему! Как жена принадлежит мужу, как женщина принадлежит мужчине. А он принадлежит ей. И она заставит его нуждаться в ней, чего бы это ни стоило. А может, когда-нибудь эта потребность превратится в любовь.
