Те, кто знал о комплексе Ямантау, подозревали, что он является частью плана России пережить я дерную войну — неважно, случайную или нет. Похоже, что даже в самых высоких правительственных кругах Соединенных Штатов были твердо уверены, что подземный комплекс должен обеспечить укрытие российскому правительству в случае подобной катастрофы.
Сама по себе эта версия показалась довольно разумной; но если рассматривать ее в контексте гибели туристов на перевале Дятлова, проекта «Сварог», исчезновения людей из экспедиции Константинова и теорий Валерия Уварова… то, все факты уводили совсем в другую сторону.
Они свидетельствовали, что российское правительство чего-то боялось — страшно боялось, но не Америки или любой другой страны на Земле. Последние тридцать лет оно усиленно к чему-то готовилось.
К чему-то, о чем не знал остальной мир.
* * *
Когда через пару часов следователь Комар вернулся, я рассказал ему о том, что прочитал о Белорецке и комплексе Ямантау. Но было видно, что слушает он рассеянно. Тогда я спросил, что случилось.
— Прокурор Глазов распорядился, чтобы я закрыл это дело, — вяло ответил он.
— Что? Закрыть дело? Но почему?
— Это не его собственное решение. Приказ поступил сверху — с очень большого верха. Сам он рвет и мечет, но видно, что руки у него связаны. Он сказал мне, что дело Константинова передали в другое ведомство…
— В ФСБ?
— Возможно, официально туда… Но думаю, мы с вами знаем, кто здесь замешан.
— Проект «Сварог».
— Вот именно.
— А как же ваши люди, которые сейчас в лесу?
— Их отзовут обратно и тут же переведут на другое дело.
— Так, а что Стругацкий?
Комар вздохнул и посмотрел на меня с мучительным выражением на лице:
— Его выпустят из больницы. Все обвинения снимаются. Скоро доктора Плетнера известят об этом.
— Бог ты мой! Стругацкий был прав.
— Прав? В каком отношении?
— Во время одной из наших бесед он сказал, что если ваши люди найдут то, что ищут, уже через час его отсюда выпустят, а после, возможно, с ним произойдет несчастный случай. И что же? Ваши люди так и не нашли то, что искали, и, кажется, не найдут, но Стругацкий уже покидает эти стены.
Следователь кивнул:
— Мы с вами мыслим в одном направлении, доктор. Стругацкий знает больше, чем положено, и, разумеется, видел больше, чем должен был. Лишин, очевидно, сломался во время допроса и все выложил «Сварогу». И уж они-то не позволят Стругацкому разгуливать свободно, будто ничего не произошло.
— А милиция не сможет приставить к нему охрану?
— Вряд ли.
— Но вы же можете пойти к прокурору Глазову и сказать, что Стругацкий в опасности.
— Он захочет узнать почему.
— Ну так скажите ему, ради бога! — закричал я.
— Вы думаете, так он мне и поверит? — сердито возразил Комар. — Да я окажусь в палате на месте Стругацкого, и ваши люди будут вправлять мне мозги.
— Я буду на вашей стороне.
Комар сухо рассмеялся:
— Вы? Да вас уволят за это. А может, что и похуже.
— Но мы не можем так поступить, — упорствовал я. — Мы не можем просто взять и отдать Стругацкого на растерзание волкам.
— Вы думаете, меня такая перспектива радует? У нас просто нет другого выбора!
— Тогда давайте его отпустим. Прямо сейчас! Не будем ждать, когда поступит приказ его освободить. Тогда мы успеем его спрятать в безопасном месте.
— Даже если это ваше «безопасное место» существует, сама больница находится под видеонаблюдением. Как далеко нам удастся убежать?
Конечно же, он был прав: нас арестуют, как только мы переступим порог больницы. Я беспомощно взглянул на следователя.
— Что же нам делать?
Комар молча смотрел на меня. И наконец произнес:
— Я хочу дослушать историю Стругацкого до конца. Хочу знать все подробности того, что произошло в лесу. Хочу знать, почему исчезли Константинов и остальные, — хочу знать все.
— Вы полагаете, у нас есть для этого время?
— Передача расследования из одного ведомства в другое и оформление выписки пациента из клиники — это не дело пяти секунд. Они захотят все сделать официально, а это волокита. Стругацкий успеет все рассказать. А потом…
— Что потом?
Комар вздохнул:
— Потом я решу, что нам делать.
* * *
Стругацкому достаточно было одного взгляда на наши лица, чтобы догадаться:
— Так, так… Вижу, что со времени нашей последней беседы много чего произошло. Рад вас снова видеть.
После того как мы со следователем уселись, я сказал:
— Виктор, эту беседу нужно провести без всяких проволочек, и вы должны рассказать нам обо всем, что произошло дальше на Холат-Сяхыл.
— Почему так?
— Не важно почему, — вмешался Комар, — просто рассказывайте.
— Что-то случилось, ведь так? — спросил Стругацкий.
Я наклонился к нему:
— Виктор, похоже, вас скоро должны выпустить.
Он посмотрел на меня молча, потом прошептал:
— Черт!
— Дело о экспедиции Константинова передается в другие руки, поэтому и наши сеансы тоже прекращаются.
— Эдуард Лишин пропал, — сказал следователь. — Я полагаю, что его забрал «Сварог» сразу после того, как он передал вам документы, после чего его допрашивали — не знаю, с применением каких методов, — но он все им рассказал.
Стругацкий вздохнул:
— Значит, это они были в лесу. Вот кто нас нашел. Не могу обвинять Лишина в том, что он сознался. Кто знает, что они вообще с ним сделали.
Комар и я переглянулись.
— О чем вы говорите, Виктор? — спросил следователь.
Стругацкий сел прямо и тяжело выдохнул:
— Вы хотите знать остальное? Хорошо. Я расскажу.
Глава шестнадцатая
Алиса считала, что сила, убившая медведя, тем не менее, не была враждебна человеку, раз человечество до сих пор живо. Но Виктор не был так в этом уверен — о чем он и заявил.
