Муса уже был близок к отчаянию, когда неожиданно вышел на связь Шамиль и сообщил, что Асланбек звонил из Вены Азизу Салманову в Зальцбург и договорился с ним о встрече. Это была та удача, которая всегда сменяет полосу неудач. И вот результат: Муса лежит в кузове, спеленутый, как грудной ребенок, и его везут неизвестно кто неизвестно куда и неизвестно зачем.
Машина заметно сбавила скорость. Водитель и его напарник негромко переговаривались, сверяли дорогу с картой, иногда спорили, куда повернуть. Муса понял, что они едут не в Вену. Это почти наверняка означало, что его не передадут в руки австрийских властей, хотя упоминание водителя о том, что он офицер российского Интерпола, сначала навело Мусу на эту мысль. Он не боялся быть задержанным австрийской полицией. У них на него ничего нет. Даже если всплывет старое дело о международном розыске, никто не сможет доказать, что он является Магомедом Мусаевым. Нет Магомеда Мусаева, есть серьезный турецкий бизнесмен Абдул-Хамид Наджи, у него настоящий паспорт и безупречная легенда. Даже если Асланбек его узнал, ему никто не поверит. Чиновник турецкого посольства в Австрии, косвенно задействованный в операции со «стингерами», заявит протест, в конце концов австрийцы будут вынуждены оставить Мусу в покое, а в худшем варианте — предложат ему покинуть Австрию.
Да и вряд ли Асланбек узнал Мусу. Похитители называли его господином Наджи и были уверены, что он турок. И не мог офицер российского Интерпола действовать так, как он действовал — методами откровенно бандитскими, которые вряд ли одобрит австрийская полиция. А если он не офицер Интерпола, то кто же он и его напарник? Сотрудники ФСБ, действующие под прикрытием Интерпола?
Весь разговор Асланбека и Азиза Салманова Муса слушал из спальни, примыкавшей к кабинету. Сначала его удивили слова Русланова о том, что его семья у чеченцев и что он уверен в этом, так как получил информацию от сотрудников ФСБ. Муса знал, что это не так. Шамиль об этом ему непременно бы сообщил в их последнем разговоре, когда Муса позвонил ему из кабинета Салманова. Здесь была какая-то неясность. И Муса вдруг понял, что он нечаянно получил в руки очень сильный козырь. Асланбек влюблен в свою жену, красавицу еврейку, он трясется над своим единственным сыном. Он не предпримет ничего, что может нанести им вред. На этом можно и нужно играть. Это может быть выигрышным ходом. И Муса, немного успокоившись, начал обдумывать свою тактику в предстоящей игре.
Судя по работе двигателя машины, то подвывающего на подъемах, то мирно урчащего на спусках, дорога шла по холмам, по спящим пригородам или поселкам. Свет уличных фонарей все реже проникал в кузов. Стало заметно холоднее. От холода мочевой пузырь Мусы сжался, ему нестерпимо хотелось в туалет. Наконец остановились. Громила вышел и открыл ворота. Машина въехала сначала в маленький двор, а затем в гараж. Дверь микроавтобуса откатилась в сторону, водитель и громила вытащили из кузова Саида и куда-то унесли. Затем вернулись и взялись за Мусу. Он замычал и энергично затряс головой.
— По-моему, он хочет что-то сказать, — понял громила. — Послушаем?
— Ну пусть скажет, — согласился водитель.
Громила размотал скотч, закрывавший рот Мусы:
— Говори.
— Мне нужно в туалет, — заявил Муса.
— И это все, что ты хотел нам сказать? — удивился громила.
— Хочу в туалет, — повторил Муса.
— Перебьешься.
— В туалет!
— Терпи, господин Наджи. Или делай под себя. Это, знаешь ли, очень способствует самоуважению.
Рот Мусы снова оказался заклеенным скотчем, его взяли за ноги и за плечи и перенесли в какой-то чулан в доме, освещенный тусклой лампочкой. В углу чулана валялся Саид. Мусу бросили рядом с ним. Перед тем как выйти, громила обернулся от двери и задержал руку, протянутую к выключателю.
— Я сказал тебе, что я твой самый страшный сон, — проговорил он. — Я ошибся. Твой самый страшный сон еще впереди.
Муса потерял счет времени. В чулане было темно, снаружи не доносилось почти никаких звуков, а те, что доносились, не несли в себе никакой информации. Изредка хлопали двери в доме, слышались неясные обрывки мужских голосов. Иногда Мусе казалось, что он слышит бой городских курантов. Но звуки были слишком слабыми, чтобы по ним определить время.
Он впадал в забытье, потом спохватывался и заставлял себя бодрствовать, словно за время забытья могло произойти что-то непоправимое. Рядом ворочался Саид, то начинал стонать, то затихал. От него шел резкий запах мочи. Муса крепился долго, но наконец не выдержал. Лежа в теплой, пропитавшей всю одежду моче, жестоко униженный своей беспомощностью, он впервые подумал о том, о чем раньше никогда не думал.
А правильно ли он поступил, когда в свое время, в девяносто первом году, поддержал генерала Дудаева? Тогда у него был выбор. Ему, человеку образованному, выпускнику экономического факультета Грозненского университета, знающему турецкий и арабский языки, успешно защитившему кандидатскую диссертацию в Академии общественных наук при ЦК КПСС, предлагали солидную должность в Министерстве по делам национальностей — с квартирой в Москве, хорошей зарплатой, госдачей и служебным автомобилем. Он отверг предложение. Он стал сначала референтом, а потом советником генерала Дудаева. Он верил в его звезду. Он верил в свою звезду. Эта вера не покидала его в самые трудные периоды жизни. И лишь сейчас он с тоской представил, как хорошо и спокойно ему бы жилось. Он мог бы занять видное место в руководстве Чечни, место если не главы администрации, то первого зама. Сидел бы себе в Ханкале под надежной защитой российский войск и спокойно наблюдал, как федералы устраивают облавы как на бешеных волков на амира Басаева и амира Хаттаба…
Снаружи донесся короткий автомобильный гудок, стукнули двери, громко — громче обычного — зазвучали мужские голоса. Муса напрягся. Он понял, что что-то начало происходить. И это не может не коснуться его.
Он оказался прав. Через полчаса шаги зазвучали совсем рядом, дверь чулана открылась, зажегся свет, вошел громила и брезгливо повел носом:
— Мамочки мои! Как вы этим дышите, господин Наджи? Тут же сдохнуть можно! В таком виде его нельзя показывать людям, — обратился он к напарнику. — Давай-ка устроим ему санобработку.
Санобработка заключалась в том, что Мусу выволокли на заднее крыльцо и обильно полили из садового шланга. Был ранний вечер. Из сумерек проступали близкие горы. Из этого Муса сделал вывод, что поселок где-то на севере Австрии, в районе Германскогеля. Затем его втащили в просторную комнату вроде гостиной, усадили в кресло в углу, предварительно закрыв его куском полиэтилена, и вышли, не развязав Мусе ни ног, ни рук и не сняв скотча со рта.
Муса осмотрелся. Гостиная была самая обычная: с деревянными резными стульями вокруг круглого стола, с диваном и креслами, с книжным шкафом в торце одной из стен.
Некоторое время в комнате никого не было, затем появились громила и Асланбек Русланов.
— Оставлю вас ненадолго наедине, профессор, — проговорил громила. — А нам нужно встретить гостей. Они будут с минуты на минуту. От него немножко воняет, но вы сядьте подальше. Если хотите, можете побеседовать.
