Стремление к богатству – одна из человеческих страстей. Как и все остальные сцены в Семи возрастах человека, сцена Панталоне тоже кончается. И эта страсть затухает, как и все остальные. Богатые люди часто наиболее ярки и интересны во время своего финального выхода на сцену, тогда, когда они сознательно и хладнокровно разбазаривают свои собственные империи.
Только настоящий Скрудж, истинный скряга с полным отсутствием эмоций, находит удовлетворение, считая и пересчитывая свои деньги. Как только страсть, заставлявшая вас сколачивать состояние, иссякнет, вы еще сможете получить удовольствие от разбазаривания своего богатства. Это не означает ухода на покой (добившимся грандиозного успеха он редко доставляет удовольствие), но подразумевает совершенно другой ландшафт, полную смену ритма действия. Это означает встречу человека с сущностью времени. Это означает мудрость.
Капитан индустрии, не имеющий преемников, не может считаться профессионалом. Освобождая место для тех, кто придет следом, он доказывает, что знает себя самого не хуже своего бизнес-плана. Если он способен видеть хоть что-то, кроме прибыли, он понимает, что придет и его время. Что когда-нибудь и он будет вынужден перевернуть страницу.
Сцена седьмая Полузабытье
А последний акт,
Конец всей этой странной, сложной пьесы –
Второе детство, полузабытье:
Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.
Это книга о будущем, но часы идут для нее так же, как и для любого другого человеческого артефакта. И эта книга, бесспорно, является продуктом своего времени. Его истоки лежат еще в belle epoque, историческом периоде, начавшемся в 1989 году.
Исторические периоды заканчиваются, и заканчиваются одним из двух способов. Происходит либо скачок вверх, либо падение в пропасть.
Первоначальная belle epoque закончилась благодаря провокации террористов во время обострения соперничества великих держав, она скатилась к ужасам Первой мировой войны. Выжившие затем переименовали утраченный период в «серебряный век», так как в ретроспективе он оказался привлекательным.
Или исторический период заканчивается скачком – меняется благодаря собственным успехам. Феодальные дворы стали централизованными государствами, аграрные демократии – индустриальными. Падение может быть сокрушительным, но ничто так не меняет все вокруг, как успех. Удачный исторический период более или менее выполняет свое предназначение и более или менее получает то, чего добивается.
Каким он будет для нас?
Сентябрь 2001 года стал свидетелем решительной попытки спровоцировать новую мировую войну. Если между крупными странами действительно развяжется война, когда будут подавлены и население, и правительства, а столицы запылают, для людей настанут суровые, тревожные времена, во взрыве жестокой военной силы ближайшее прошлое будет описано как «золотой век», насквозь упаднический, избалованный, одетый в памперсы и печально наивный, а, возможно, в чем-то слишком феминизированный. Так было в прошлый раз, когда рухнула belle epoque – параллели довольно жуткие.
Однако параллели – это далеко не предопределение. Кто-то склонен предполагать, что belle epoque продолжится. Для великой войны нужны великие военные державы, готовые и даже стремящиеся рискнуть всем. Новому мировому беспорядку не хватает мышц для традиционных боевых действий. У нового мирового порядка их в избытке, но проблема в наличии достойного врага, с которым надо воевать.
Это не значит, что глобальный коллапс невозможен. Цивилизации разрушались бандитами и прежде, и, хотя современные государства обладают выраженным военным преимуществом над ордами кочевников, цивилизация очень уязвима. В этой главе мы уделим подробнейшее внимание самым страшным нашим тревогам. В конце концов, это седьмая глава: «Второе детство, полузабытье» – конец книги, и ее основная тема – смерть. Самое время честно поразмыслить по поводу этих болезненных вопросов.
Я родился в 1954 году и в течение первых тридцати пяти лет своей жизни постоянно готов к реальной возможности моментального тотального конца всему. В предшествующий исторический период, холодную войну, мы любили называть подобную перспективу «гарантированным взаимным уничтожением».
Поколение последней belle epoque – счастливчики, повзрослевшие после окончания холодной войны, которые гораздо лучше понимают теологическую жесткость нового времени. Но все же они часто забывают о действительно зловещей атмосфере, которая царила в 1945–1989 годы. В те дни напыщенных речей раздутые, прекрасно организованные правительства были готовы ответить политическим или экономическим оппонентам, поджарив всех оптом.
Атомный Армагеддон был неотъемлемым аспектом ограниченности мышления холодной войны. Армагеддон служил мысленным выходом из более острых проблем того времени: он стал своего рода молитвой. Люди наслаждались будничной перспективой неизбежного массового уничтожения, возбуждающим чувством, что в один прекрасный момент все, кого они знают, и всё, что они любят, может быть сожжено. Ожидание внезапной тотальной гибели в огне давало людям холодной войны ощущение сплоченности и солидарности. Это имело необыкновенный мифический резонанс. Эта мифология питала многие виды деятельности и настроения времен холодной войны, которые в ретроспективе кажутся наиболее эксцентричными и странными. Гонку в космосе, например. Повсеместное увлечение галлюциногенами. Отчаянную радость, которую находили во всем доступном: поп-арте, скандалах, бумажных платьицах и надувных креслах.
Все эти атомные технологии были унаследованы – они двигались вниз по течению потока истории. Хотя их количество сократилось со времен пика их развития в 1986 году, по-прежнему существуют тысячи атомных бомб, задравших носы, отполированных и готовых к пуску. Остались мрачные подозрения, что бомбы в плоских чемоданчиках могут быть взорваны какими-нибудь маньяками. Но Бомбы больше нет. Миф развеялся, потому что отношение общества, когда-то поддерживавшего искреннюю убежденность в святой смерти, изменилось. Бомба стала чем-то низкосортным. Она больше не имеет веса во властных коридорах планеты и вынуждена спрятаться на замусоренном, подержанном пейзаже Нового мирового беспорядка. Вероятность подвергнуться настоящей, реальной атомной бомбардировке сейчас значительно выше, чем во времена холодной войны. Бомбу или даже с полдюжины бомб можно запросто извлечь из шляпы. После 1945 года через каждые пять лет или около того новое государство училось делать эти бомбы, начиная от доблестных сверхдержав и заканчивая такими мрачными отсталыми режимами, как Северная Корея. Но реальная физически «гибель богов» уже не соблазняет.
Во время и после уничтожения Хиросимы и Нагасаки ядерный взрыв был действительно жестом, с которым считались. В конце концов он решил проблему окончания Второй мировой войны. Впоследствии он сыграл значительную роль и в замораживании государственных границ. Однако в XXI веке атомная бомба ничего не решает. Если вы живете в пугливой, беспокойной стране, например в Пакистане, обладание атомными бомбами сделает более, а не менее вероятным вторжение в вашу страну и ее покорение. Бомбу в наши дни лучше всего воспринимать как «геноцид в консервной банке».
