— Будь осторожна в Кентукки, — сказал он Мэри. — После каникул мы могли бы…
Брайан не договорил. Да и не требовалось. Он ушел в сторону Норрис-Холла, а Мэри осталась одна на улице.
Вернувшись в комнату, она проверила электронную почту. Пришло девятнадцать новых сообщений. Мэри обнаружила несколько посланий от матери, а также рекламные обращения, шутки и кулинарные рецепты — отбросы Интернета. Среди прочего оказалось письмо от доктора Кизли, преподавателя по литературе, который интересовался, где его студентка пропадала сегодня утром. Перед отъездом Мэри придется ответить доктору Кизли, чтобы придумать, как разобраться с письменной работой. Еще было несколько официальных сообщений от ректора Ормана по поводу отмены Курса логики и мышления 204. Ничего существенного.
Мэри составила ответ профессору Кизли и объяснила задержку, сославшись на семейные обстоятельства и пообещав в течение недели отправить работу по электронке. Затем побросала кое-какие вещи в потертый чемодан и вышла к старой «камри», когда-то принадлежавшей ее матери. Сердце Мэри стучало гулко, но при этом как-то жалобно. Ее тяготила некоторая грусть: она понимала, что Дианну не найдут и что в этом — хоть и в малой степени — виновна сама Мэри. Она подобралась так близко к разгадке, но так и не сумела найти пропавшую девушку.
Тем не менее у Мэри возникло такое чувство, что если бы она искала изо всех сил, если бы старалась достаточно сильно, то логика могла привести ее к Дианне.
Эд Орман, думала Мэри. Его жена Элизабет. Уэнди Уорд, мать Дианны. Стар Уорд, ее отец и муж Уэнди. Полли Уильямс, тайная дочь Эда. Дженнифер Уильямс, она же тетя Дианны, приемная мать Полли и жена Леонарда Уильямса. Сам профессор Уильямс. Свин Стивенс, вероятный похититель и убийца Дианны Уорд.
Даже спустя столько времени все это казалось головоломкой, одной из танграмм Уильямса. Бумажными силуэтами. Хотя профессор и рассказал немало — что-то достоверно, а что-то предположительно, — Мэри все равно не подобралась к Дианне. Может, как и сказал Уильямс, нужно смириться с тем, что некоторые преступления остаются нераскрытыми… и недоступными. В конце концов, ей нужно заниматься собственной жизнью, ведь так? Вздохнув, Мэри завела машину. Часы на приборной доске показывали уже 18.05. Предельный срок, отведенный на поиски Полли, истек. Мать будет ждать ее на ужин в девять вечера в кафе «Бристоль», где они всегда встречались, когда Мэри приезжала домой.
Выехав с парковки возле Браун-Холла, Мэри свернула направо на Монтгомери. Через три часа она будет в Кентукки, и кошмар останется в прошлом.
42
Мэри остановилась на светофоре на углу Прайд-стрит и Монтгомери. Перед машиной проходили студенты с туго набитыми чемоданами в руках. До шоссе № 64 оставалось шесть миль, которые приведут Мэри домой в Кентукки. Но какое-то странное чувство не давало ей покоя. Как будто нечто осталось невскрытым, как гнойник. Отсутствие итога. Ощущение незавершенности.
«Я обожаю свой кабинет. Вы видели его, Мэри?»
Мэри свернула направо, на Прайд. Она едва не сбила переходившего улицу студента, который выругался в ее адрес. Мэри понятия не имела, куда направляется, — просто ехала в надежде, что интуиция выведет ее на нужный путь.
Дом Уильямса был совсем неподалеку от дороги. Притормозив на подъезде, Мэри заметила, что пикапа профессора нет на месте. Девушка остановилась у обочины и вышла.
«Что же ты делаешь, Мэри?» — спросила она себя.
Позвонив в дверь, девушка немного подождала. Огромный клен, возвышавшийся над домом профессора, пылал оранжевым.
Когда никто не отозвался на звонок, Мэри обошла дом и заглянула в одно из окон. Она ожидала увидеть голые стены и пыльный пол, совсем как в мотеле или у Коллинзов, но внутри оказалась та же гостиная, которую Мэри видела в ночь вечеринки. Там стоял тот же самый диван, на котором сидел Уильямс, когда она ушла домой, а обеденный столик был сплошь уставлен посудой, которой явно недавно пользовались. Даже масло еще не убрали.
Мэри пошла к черному ходу. Поднявшись по ступенькам крыльца, заглянула в мозаичное стекло двери. Перед ней предстала та же картина: обычный дом, в котором определенно кто-то живет. Мэри увидела кухню, а за ней коридор, ведущий в спальню Уильямса.
«Ты совсем спятила, Мэри. Никак не можешь выкинуть все это из головы. А сейчас поехали домой. Пора убраться как можно дальше отсюда».
Развернувшись, чтобы уйти, Мэри краем глаза заметила внутри дома какое-то движение. Она видела дверь в передней части коридора. Кабинет Уильямса. Дверь была открыта. В кабинете виднелся письменный стол, на котором в изменчивом вечернем свете что-то поблескивало. Мэри прищурилась, чтобы получше рассмотреть этот предмет, но едва она прижалась к дверному стеклу, как позади во дворе послышался шорох шагов по палой листве.
— Вам помочь? — раздался голос.
Обернувшись, Мэри увидела женщину.
Полли.
43
— Я… я только… — запиналась Мэри. — Профессор Уильямс ведет у нас логику, и он взял у меня одну бумажку, которая мне очень нужна.
— Разве сегодня не конец семестра? — спросила Полли. На женщине было пальто горохового цвета, и она стояла, скрестив руки, закрываясь от пронзительного ветра. По мнению Мэри, Полли не выглядела на сорок лет. Она держалась совсем как молодая девушка, но на лице ее отпечатались долгие годы тяжелых испытаний. Полли держала на поводке собаку. Протянув руку, она прищепкой прикрепила поводок к натянутой между кленами бельевой веревке.
— Да, конечно, — пустилась в объяснения Мэри, — но я получу «неуд», если не сдам работу до конца каникул.
— А-а, — произнесла Полли. — Вы знаете, где лежат ваши вещи?
— Да. По-моему, профессор говорил, что оставит бумаги у себя в столе.
— Тогда пойдемте, я вам открою. Папа мотается неизвестно где. Но все важные документы он хранит в кабинете, поэтому ваши вещи должны быть где-то среди его хаоса.
Полли открыла заднюю дверь, и они вошли в дом. Женщина стала убирать посуду, расставленную по всему столу, а Мэри направилась в кабинет. Проверив, не следит ли за ней Полли, девушка принялась обыскивать стол Уильямса.
«Какого черта ты ищешь?»
Мэри сама не знала. Открыв ящики, она порылась среди бумаг, не сводя глаз с Полли в другой комнате. Снаружи, пересекая последние солнечные лучи уходящего дня, плыли облака, и вновь на столе блеснул тот предмет.
Мэри заметила его в самом центре стола. Пресс-папье.
Пресс-папье прижимало манильский конверт. Когда Мэри извлекла его, из соседней комнаты раздался голос Полли:
— Вам нравится, как преподает папа?
— Да, конечно, — отозвалась Мэри. — Он такой… интересный лектор.
— Некоторые говорят, что его курс странный. Он никогда не рассказывает, что читает, но я знаю, что папа любит головоломки. Он у меня из тех людей, которые никогда не отвечают на вопрос прямо, а вынуждают тебя саму догадаться. Папа всегда был таким.
