Винс кивает и вылезает из машины. Пересекает улицу, поднимается по ступенькам, звонит в дверь и слышит за ней шарканье. В глазке становится темно. Через секунду дверь открывается.
Аарон Гребби небрит. Он в одних трениках, без футболки. Он широкоплеч и внушителен. И пьян.
— Салют. А вот и мой единственный сторонник.
Гребби поворачивается и идет в глубь дома.
— Заходи. Налей себе. Я тут как раз смотрю «Умников». Тебе нравятся «Умники»? Мне нравятся.
Винс идет за Гребби в устланную ковром гостиную, где на музыкальном центре светлого дерева высится шеренга бутылок. Гребби плюхается на диван, в руке у него высокий стакан с коричневатой жидкостью, в которой плавает пара тающих ледяных кубиков. Винс подходит к батарее бутылок и видит, что большинство из них уже пусты. Впрочем, есть здесь наполовину полная бутылка темного рома. Он наливает себе в небольшой стакан и опускается на козетку коричневой кожи. Гребби ковыряется в переполненной пепельнице, пока не находит окурок, который еще можно докурить.
Большой телевизор на стойке работает без звука. Джин Рейбёрн улыбается от уха до уха, что-то говорит одному из конкурсантов.
— Ну, ты как? — наконец спрашивает Винс.
Гребби переводит взгляд с экрана на Винса.
— Отлично.
— Келли звонила. Она беспокоится.
Гребби делает глоток своего пойла.
— Я сейчас не могу разговаривать с Келли.
— Жена все узнала?
В глазах Гребби блестят слезы.
— Я люблю Полу. Правда. Если я хоть на секундочку подумал…
— Что случилось?
— В ту ночь, когда… ну, все это было… высадив тебя, я вернулся домой. Она не спала. И знаешь, что самое смешное? Я этой женщине за два года и слова правды не сказал. А той ночью сказал. «Познакомился с одним человеком», — объяснил я ей. — «Он картежник. Мы пошли в покер-клуб, который работает до утра. Я побеседовал с избирателями. А потом какой-то парень напал на него, а я его спас. Представляешь, я спас человеку жизнь». А она молча смотрела на меня. Потом ответила: «У тебя роман на стороне». — Гребби смеется. — Я ведь мог соврать. Мог ей что угодно наплести. Что я делал значки для предвыборной кампании. Что сын Рейгана пригласил меня на завтрак. Но нет. Дернуло же меня сказать ей то единственное, чему она ни за что не поверила бы: правду.
— Печально, — говорит Винс.
Гребби отмахивается от сочувствия.
— И даже тогда я мог все уладить. Или по крайней мере не рассказывать ей о Келли. Я же спец по вранью, ты знаешь? Нет, правда, я виртуоз. Но я начал думать о том, что видел. О людях в покер-клубе. О том парне в машине… я ведь мог застрелить его, Винс. То есть — я хотел! Как это характеризует меня? Иначе говоря, чем я отличаюсь от такого, как он? Ведь должно же быть что-то… должно быть что-то, что отличает такого, как я, от такого, как… — он смотрит на стакан, который держит в руке. — Мне хочется быть лучше.
Он пожимает плечами.
— Вот я и сказал Поле, что мне ужасно жаль. Что я не хотел, чтобы это произошло. Но оно произошло. Пола спросила, кто она. Я ответил, что это неважно. А она сказала: «Еще как важно». Ну, я и сказал.
Гребби умолкает. Винс подается вперед. Гребби поднимает взгляд и как будто удивляется, что Винс еще здесь. Он наклоняет голову то к левому, то к правому плечу.
— Пола слушала спокойно. Кивала, словно догадывалась, кто она. Потом ушла к себе, сложила вещи в чемодан, забрала детей и… просто ушла.
— Ты знаешь, где она?
— Пола? У сестры.
— Тебе нужно все прояснить. Поезжай к ней.
— Она не станет со мной разговаривать.
— А ты не звони ей. Поезжай без предупреждения. Будь же мужиком. Скажи, что больше это не повторится.
Гребби подавляет отрыжку, потом начинает бешено озираться, будто его сейчас вырвет. Он поднимается и идет в ванную, но Винс ничего не слышит из-за шума воды.
Винс остается сидеть, потом смотрит на свой стакан, пересекает запущенную гостиную и берет стакан Гребби. Идет к музыкальному центру, сгребает бутылки и относит их в кухню. Там он выливает в раковину остатки алкоголя из тех бутылок, в которых еще что-то осталось. Потом ставит бутылки на заднем крыльце. А в гостиной Джин Рейбёрн поздравляет женщину в огромных очках, когда на экране под ее лицом вспыхивает: «15 000 долларов!» В ванной по-прежнему шумит вода.
Спустя минуту Винс идет по узкому коридору, на стенах которого висят школьные фотографии очаровательных детей Гребби, к закрытой двери ванной. Он негромко стучит. Ответа нет.
— Эй. Ты в порядке?
Наконец Гребби открывает дверь и выходит. Протискивается мимо Винса. Из ванной тянет желудочным соком и алкоголем.
— Извини, — говорит он.
Винс догоняет его в гостиной. Гребби выглядит больше опечаленным не тем, что его вырвало, а тем, что закончились «Умники».
— Так что будешь делать? — спрашивает Винс.
— По-моему, уже началась «Пирамида 20 000 долларов».
— Завтра выборы…
— Это уже неважно.
Винс с минуту смотрит телевизор, потом встает и идет к двери. Но останавливается на полпути.
— Знаешь, делай, что хочешь. Мне плевать.
Он чешет в затылке, пытаясь понять, что хотел сказать.
— Но как же все то, о чем ты говорил на днях? Ты же сказал, что каждое утро тебе не терпится поскорее подняться и пойти на работу. «Хороший зоопарк есть хороший зоопарк». Потому что, как бы там ни было, это лучшие слова, которые мне доводилось слышать от политика. А может, и вообще от человека.
Гребби смотрит на журнальный столик, обхватив голову руками.
Винс бросает взгляд на телевизор, пожимает плечами. Поднимает свой рюкзак, идет к двери и открывает ее. Замечает газету на столике у входа, снимает с нее резинку и пролистывает до рубрики «Объявления по темам». Потом выходит на улицу, в послеобеденную прохладу и уже на крыльце открывает газету. Проводит пальцем по колонке «Недвижимость», находит то, что нужно. Поднимает глаза. На другой стороне улицы Келли сидит, откинувшись на спинку сиденья, и смотрит в потолок «Мустанга». Винс ждет на крыльце. Услышав, как Гребби включил душ, он переходит улицу и садится в машину.
— С ним все будет в порядке. Он приходит в себя.
— Его жена…
— Да.
— О, Господи.
Наконец Винс поворачивается к ней.
— Слушай, теперь тебе стоит держаться от него подальше. Ты ведь понимаешь это, Келли?
Она смотрит в пол. Плачет, плечи дрожат. Есть в архитектуре такая особенность: некоторые здания красивее издали. Винс терпеливо ждет. Келли вытирает глаза и делает глубокий вдох. Убедившись, что она справилась с собой, Винс протягивает ей сложенную газету.
