быть ему верной до гроба. Но не в семейном или интимном плане, а в трудовом. Согласилась работать в «Богатырях», и работала с большим успехом. Потому как помимо гипнотических навыков имела склонность к прозорливости и умела находить пропавших людей. Вот пока и все. Ладно, поживем, увидим, что за «Богатыри», время покажет.
Тут Сашка зажужжал принтером и выдал мне распечатку статьи из очень серьезного журнала с щитом и мечом на обложке. Я прочитал. Они, "Богатыри эти" реально раскрыли теракт! В нашем Зареченске реально хранили взрывчатку террористы! Террористы?! Взрывчатка в нашей глуши? Да ладно…
Часть ПЯТАЯ. ТЕРРОРИСТ Глава 1. БЕЗ ВСЯКОЙ НАДЕЖДЫ
Самое ужасное время – полчаса после отбоя. Ровно в десять, сразу после вечерней поверки нужно лечь, укрыться тощим казенным одеялом и не двигаться. Лучше вообще не дышать. «Барин», то есть начальник этого исправительного учреждения почему-то именно к отбою относился особо трепетно. После отбоя и выключения света никаких посторонних звуков, не то что ворочаться, кашлянешь или чихнешь, даже пернешь неумышленно от опостылевшей баланды -- сразу в изолятор на неделю. В изоляторе, холодной бетонной коморке 2х3 без окон -- вообще вилы!
Указанные полчаса Руслан Махмудбеков крепился, а когда охрана покидала узкие коридоры, начинал плакать. Плакал беззвучно, давясь слезами, с одной надеждой, что все это – затянувшийся кошмар, что утром он проснется, и не будет никакой спецтюрьмы для осужденных пожизненно, не будет этой койки с железными сваренными пластинами вместо сетки, не будет соседа – маньяка, помешанного на шахматах и онанизме. А будет уютный мамин дом, или съемная хата в Москве, да что угодно, даже каморка сторожа в его холодном складе на Заречной, лишь бы не тюрьма. Без срока! Пожизненно!
А перед этим… Сначала специзолятр ФСБ с холодными стенами и дверцей – «кормушкой». Сколько он там куковал? Пожалуй, что долго. Но не может ничего вспомнить кроме постоянного панического ужаса. А вот арест почему-то запомнился хорошо. Вот он приехал на склад со жгучим желанием врубить кладовщику за помороженную хурму (полторы тонны, между прочим!), а на складе уже ждут. В черных комбинезонах, в сферах, с короткоствольными автоматами. Как в кино: «Махмудбеков Руслан Петрович? Вы арестованы, ознакомьтесь». И лист бумаги с большой синей печатью, и наручники щелкают на запястье. Последнее, что заметил, дверь в кладовку выломана, а там мешки, и их фотографируют.
За что? За что арест? Зачем камера? Ну да, торговал. Сахарным песком! Какая взрывчатка?! Какой аммонит?! Знать не знаю! Сахар это был, мамой клянусь, аллахом клянусь – сахар! А может быть, не надо было аллахом клясться? Ведь не дурак, мог бы догадаться, кто взрывчатку покупает. И фамилия опять же. Был бы каким Петровым или Синицыным, глядишь, пронесло бы. А тут Махмудбеков. «Не все мусульмане – террористы, но все террористы – мусульмане». И сам себе признавался, что нет, не пронесло бы. Он продал крупную партию украденной им же у террористов промышленной взрывчатки другим террористам. Он знал, что это взрывчатка, ибо за сахар такие деньги не платят. А он очень хотел больших денег. И эти деньги были. Его деньги. За партию взрывчатки и так, накопленное. Все семь пачек. Тщательно пересчитанные и перетянутые аптекарской резинкой. В рублях и долларах. Они лежали в большой коробке в подвале кооперативного гаража, купленного по случаю на чужое имя. Гаражи были железные и старые. Их, наверное, скоро снесут. И что-то там построят. И когда будут рыть фундамент, ковш экскаватора вывернет на свет божий старый чемоданчик с деньгами. Вот-то экскаваторщик приятно удивится! Махмудбеков очень хорошо представлял его, корявого, чуть лысоватого в кепке, склонного к алкоголизму. Он откроет чемоданчик и присвистнет. А потом воровато оглянется по сторонам и побежит чемоданчик прятать. Но с ним-то Махмудбеков разберется! Найдет и обязательно разберется!Алкаш вернет ему все до цента! До копейки! А вдруг экскаваторщик окажется идиотом и сдаст чемоданчик властям?! Это предположение убивало совершенно! Тогда денег не вернуть! Кому достанутся его деньги?! От этих мыслей Махмудбеков долго не мог заснуть и даже постанывал. А потом вспоминался суд. Следствие прошло как в тумане, все эти допросы, очные ставки, выезды на место. Суд помнит подробно. Суд в особом режиме, без зрителей и прессы. Большая клетка. В клетке четверо бородатых и он, гладко выбритый. Зачем-то пытается отсесть подальше от тех, четверых. Судья должен понять, он – не с ними, он – не террорист, он ничего не взрывал. Он – обычный барыга, торгаш. И когда судья зачитала окончательный приговор, те четверо даже заулыбались: «Гы-гы, барыге тоже на всю катушку влепили». К своему пожизненному приговору они были готовы. Он – нет!
В половине одиннадцатого начинал капать кран. Словно тоже боялся начальника по режиму и капать начинал только после ухода охраны из коридоров. Будет капать до утра, выматывать нервы. Нарочно что ли? Будет ли этому конец? И сам себе объясняет, что нет, не будет. Разве что баня. Помывочный день в пятницу. Там в крайней кабинке под потолком есть старый кран. Даже не кран – кусок трубы, видно, после ремонта остался. Если открутить от смесителя гофрированный шланг и накинуть его на трубу, а другой конец обмотать вокруг шеи, то вполне можно все это прекратить. Разом! Позавчера даже попробовал шайбу крана повернуть. Вроде поддалась. Почему не стал крутить дальше? Нет ответа. Ничего, пятница бывает каждую неделю.
И что это за звук? Вертолет? Почему ночью? Впрочем, пусть шумит, хоть какое-то разнообразие. Затих. Послышалось? Соседняя койка затряслась. А это уже явь. Сосед опять дрочит, скотина.
***
Утро, семь ноль-ноль. Подъем, перекличка. Встать к бетонной стене, громко прокричать свои фамилию, имя, отчество, статью и меру наказания. Пожизненно! Впрочем, тут у всех
