реактивной ее форме, но и нуждается в реактивной жизни как в средстве, с помощью которого жизнь должна себе противоречить, отрицать и уничтожать себя. Чем были бы реактивные силы, отделенные от воли к ничто? А чем была бы сама воля к ничто без реактивных сил? Она, возможно, стала бы чем-то совсем другим, чем то, в качестве чего мы ее воспринимаем. Следовательно, смысл аскетического идеала таков: выражать сродство реактивных сил с нигилизмом, выражать нигилизм как «двигатель» реактивных сил.
16. Триумф реактивных сил
Типология Ницше пускает в ход целую психологию «глубин» или «пещер». Так, механизмы, в каждый момент соответствующие триумфу реактивных сил, составляют теорию бессознательного, которую следует сопоставить с фрейдизмом в целом. Однако стоит воздержаться от того, чтобы придавать ницшевским концептам исключительно психологический смысл. Мало того, что тот или иной тип является еще и биологической, социологической, исторической и политической реальностью; мало того, что метафизика и теория познания сами зависят от типологии. Через эту типологию Ницше развивает философию, которая должна, на его взгляд, заменить старую метафизику и трансцендентальную критику и дать наукам о человеке новое основание, – философию генеалогическую, то есть философию воли к власти. Волю к власти не следует интерпретировать психологически, как волю, которая хочет власти в силу определенного побуждения; и точно так же генеалогию не следует интерпретировать как простой психологический генезис. (См. таблицу.)
Глава V
Сверхчеловек: против диалектики
1. Нигилизм
В слове «нигилизм» nihil означает не небытие (non-être), а прежде всего ценность ничто (néant). Жизнь обретает ценность небытия, только если ее отрицают, обесценивают. Обесценивание всегда предполагает фикцию: именно посредством фикции подтасовывают и обесценивают, именно посредством фикции нечто противопоставляют жизни [446]. Жизнь, таким образом, становится полностью нереальной, она представлена как видимость, во всех своих проявлениях она обретает ценность ничто. Идея некоего иного мира, мира сверхчувственного со всеми его формами (Бог, сущность, добро, истина), идея ценностей, высших по отношению к жизни, – не просто один из примеров фикции среди прочих, а конститутивный элемент всякой фикции. Ценности, высшие по отношению к жизни, не отделяются от их результата: обесценивания жизни, отрицания этого мира. Когда они не отделяются от этого результата, то именно потому, что их принципом является воля к отрицанию, обесцениванию. Но не стоит воображать, будто высшие ценности воздвигают некий порог, у которого останавливается воля – словно перед лицом божественного мы избавляемся от принуждения хотеть. Не воля отрицает себя в высших ценностях, а высшие ценности соотносятся с волей к отрицанию, к уничтожению жизни. «Ничто воли»: это понятие Шопенгауэра – только симптом; прежде всего оно означает волю к уничтожению, волю к ничто… «Но она, по крайней мере, есть и всегда остается волей» [447]. Nihil в «нигилизме» означает отрицание как качество воли к власти. Поэтому в своем первоначальном смысле и по своему основанию нигилизм означает ценность ничто, принятую жизнью, фикцию высших ценностей, которые и дают жизни эту ценность ничто, волю к ничто, которая выражена в высших ценностях.
У нигилизма есть и второй, более расхожий смысл. В этом смысле он означает уже не волю, а реакцию. Реагируют против сверхчувственного мира и высших ценностей, отрицая их существование, не признавая в них законной силы. Это больше не обесценивание жизни во имя высших ценностей, а обесценивание самих высших ценностей. Обесценивание больше не означает принятую жизнью ценность ничто, а ничто ценностей, высших ценностей. Сногсшибательная новость: за этим занавесом уже не на что смотреть, «отличительные признаки, которыми наделена подлинная сущность вещей, суть характерные признаки небытия, ничто» [448]. Так нигилист отрицает Бога, добро и даже истину – все формы сверхчувственного. Нет ничего истинного, нет ничего доброго, Бог мертв. Ничто воли – уже не просто симптом определенной воли к ничто, но, в своем предельном значении, – отрицание всякой воли, taedium vitae[449]. Нет больше ни воли человека, ни воли земли. «Повсюду снег, жизнь здесь онемела; последние воро́ны, чьи голоса еще слышны, каркают: „К чему? Напрасно! Nada[450]!“ Ничто уже не пускает здесь побегов и не растет» [451]. – Хотя этот второй смысл и стал обиходным, но не более понятным, если бы мы не видели, как он вытекает из первого и предполагает его. Только что жизнь обесценивали с высоты высших ценностей, ее отрицали во имя этих ценностей. Здесь же, наоборот, остаются с жизнью наедине, но эта жизнь теперь еще и обесценена, она продолжается в мире без ценностей, лишенная смысла и цели, скатывающаяся всё дальше в направлении собственного ничто. Только что сущность противопоставляли видимости, превращая в видимость жизнь. Теперь же отрицают сущность, но оберегают видимость: всё есть лишь видимость, оставшаяся нам жизнь остается видимостью для самой себя. Первый смысл нигилизма обрел свой принцип в воле к отрицанию как воле к власти. Второй смысл, «пессимизм слабости», обретает свой принцип в одной лишь неприкрытой реактивной жизни, в реактивных силах, сведенных к самим себе. Первый смысл – это негативный нигилизм; второй смысл – нигилизм реактивный.
2. Анализ сострадания
Фундаментальное сообщничество воли к ничто и реактивных сил состоит в том, что именно воля к ничто обеспечивает триумф реактивных сил. Когда, под воздействием воли к ничто, жизнь как всеобщее становится нереальной, – жизнь как частное становится реактивной. В одно и то же время жизнь, взятая во всех ее проявлениях, становится ирреальной, а рассмотренная в частности – реактивной. В своем деле отрицания жизни воля к ничто, с одной стороны, допускает реактивную жизнь, а с другой – непосредственно нуждается в ней. Допуская ее как состояние жизни, близкое к нулю, она нуждается в ней как в средстве приведения жизни к самоотрицанию, к самопротиворечию. Именно поэтому у победы реактивных сил есть свидетель и, хуже того, руководитель. Однако наступает момент, когда торжествующие реактивные силы начинают с трудом переносить этого руководителя и этого свидетеля. Они жаждут восторжествовать одни, они не хотят больше быть никому обязанными своим триумфом. Возможно, их страшит наличие неясной цели, которой, посредством их собственной победы, достигает сама воля к власти; возможно, они боятся, что эта воля к власти обратится против них и, в свою очередь, уничтожит их самих. Реактивная жизнь разрывает союз с негативной волей, она хочет царствовать единолично. Именно так проецируют свой образ реактивные силы, но на этот раз – чтобы занять место воли, которая их вела. К чему же они придут, двигаясь по этому пути? Скорее всего, отнюдь не к «воле», так как воля эта еще слишком могуча,
