известно, что оно вызвало бурную, полную негодования, реакцию читателей. Редакция газеты напечатала раздраженных 10 писем, сообщив, что получила таковых гораздо больше. Айвинс поспешил настрочить новое письмо, в котором заверил читателей в том, что он вовсе не педофил и его просто «не так поняли». Брюсу на тот момент уже исполнилось 47 лет и сложно понять, какая же нелёгкая дёрнула его выступать в медийном пространстве на столь двусмысленную, если не сказать токсичную, тему.
В общем, нельзя не признать, что был он человеком чудаковатым.
Ещё в начале 2002 г., т. е. в период тесного сотрудничества с Айвинсом, ФБР получило важные настораживающие сигналы от некоей Нэнси Хэйгвуд (Nancy Haigwood), микробиолога, познакомившейся с Брюсом в конце 1970-х гг. Причина обращения Нэнси была довольно неординарна — она прочитала письмо президента Американского общества микробиологии (ASM), в котором сообщалось, что человек, рассылавший конверты с бактериями сибирской язвы, является хорошим специалистом и с большой долей вероятности может быть членом ASM. В письме содержалась просьба проанализировать круг своего профессионального общения и сообщить обо всех подозрительных специалистах в микробиологии ФБР. Нэнси подумала — подумала, да и позвонила по контактному телефону Бюро.
Она рассказала о том, что подозревает Брюса Айвинса в преследовании. Инциденты происходили ещё в конце 1970-х гг., но Нэнси не могла их позабыть. Так, например, у неё однажды пропала тетрадь с важными лабораторными записями. После этого она получила анонимное письмо, в котором сообщалось, что тетрадь находится в почтовом ящике, она брошена туда словно почтовое отправление. Нэнси обратилась в полицию, сообщила в Почтовое ведомство… ящик открыли и действительно обнаружили в нём тетрадь. Дальше — больше. Перед свадьбой Нэнси кто-то написал на заднем стекле автомашины её жениха буквы «KKG» — это была аббревиатура слов «Kappa Kappa Gamma», являвшихся названием женского студенческого общества. Помимо машины такие точно надписи появились на стене дома, в котором проживала Хэйгвуд и дверях её гаража. О происшествии была уведомлена местная полиция, которая не нашла виновных. Другой инцидент был гораздо неприятнее — некто, подписавшись её именем и фамилией, разместил в местной газете заметку, в которой рассказывалось об однополой любви, практикующейся в женском студенческом сообществе «KKG». Нэнси связалась в редакцией, потребовала объяснений, там ответили, что не проверяют достоверность писем читателей… В общем, последовало новое заявление в полицию, впрочем, также совершенно безрезультатное.
Нэнси Хэйгвуд не могла доказать, что все эти неприятности связаны с действиями Айвинса, но внутренне была в этом абсолютно убеждена. Причина его интереса к её персоне не имела сексуального подтекста и выглядела довольно необычно — Айвинс знал, что Хэйгвуд во время учёбы в университете была членом сообщества «KKG» и несколько раз просил её рассказать о традициях этого закрытого клуба. Нэнси всякий раз отказывалась. Интерес Айвинса к этой организации выглядел очень странно, мужчины обычно не обращали на неё особого внимания. Он словно был одержим «KKG».
Обращение Хэйгвуд в ФБР не осталось без внимания. С Нэнси связались оперативные сотрудники, внимательно допросили её, проверили сообщенную информацию. Та нашла полное подтверждение — все описанные инциденты действительно имели место. Агенты Бюро попросили Нэнси оказать помощь в расследовании и женщина согласилась. Она написала официальную расписку, в которой обязалась выполнять поручения курирующего её оперативного сотрудника. Так Нэнси стала «источником конфиденциальной информации», или «конфидентом», или проще говоря, осведомителем, активно действующим в интересах завербовавшей её специальной службы. Ничего особенно ужасного ей делать не приходилось — Нэнси лишь оставалась на связи с Айвинсом, периодически напоминая ему о себе — то посылала ему электронные письма, то звонила по телефону с какими-то мелкими вопросами. Содержание бесед всегда заблаговременно согласовывалось с куратором.
В рамках затеянной ФБР оперативной игры было устроено карьерное повышение Нэнси Хэйгвуд — она стала руководить обезьяньим питомником, поставлявшим животных для медицинских опытов. Это должно было повысить интерес Айвинса к её персоне. После переезда Нэнси из Сиэтла в Портленд её передали для связи другому куратору. В общем, женщина совершенно тихой и мирной профессии оказалась в центре самой настоящей тайной операции, причём не без некоторого риска. В 2004 г. сотрудники ФБР выяснили, что Айвинс имеет возможность отслеживать местоположение Нэнси при включении её сотового телефона (не совсем понятно, как именно он это реализовал без ведома хозяина телефона — путём внедрения вируса или же в США есть такая вполне легальная опция). Нэнси уведомили об этом и дали кое-какие рекомендации относительно личной безопасности. Если поначалу рассматривался вариант личной встречи Нэнси и Брюса, то с течением времени планы на сей счёт радикально изменились и даже когда Хэйгвуд приезжала в Вашингтон, столицу страны, ей рекомендовалось скрывать поездку, дабы Айвинс не напросился на личную встречу.
Сообщения Нэнси о странной одержимости Айвинса клубом «KKG» по мере накопления информации в рамках оперативной разработки последнего постепенно начали находить подтверждение. На одном из допросов Брюс признал свой интерес к этой организации и пояснил, что в возрасте 20 лет, т. е. в 1966 г., его жестоко унизила девушка, состоявшая в таком клубе. Затем Айвинс признал, что действительно похитил тетрадь с лабораторными записями Нэнси Хэйгвуд. Изучив интернет-активность Брюса, сотрудники ФБР установили, что тот неоднократно правил статью в американской «Википедии», посвященную «KKG».
Нэнси Хэйгвуд была первым человеком, сообщившим ФБР настораживающую информацию о Брюсе Айвинсе. Произошло это ещё в начале 2002 г. После этого Нэнси стала осведомителем Бюро и участвовала в оперативной разработке Айвинса, выполняя поручения направлявшего её работу куратора Бюро. Работа эта продолжалась более 6 лет.
В ходе продолжительных допросов сотрудниками ФБР Айвинс признал, что в конце 1970-х гг. — точную дату он не смог назвать — им было совершено хищение из женского общежития записных книжек, содержавших условные обозначения и описание ритуалов, принятых на собраниях «KKG» (автор, как бывший советский студент, теряется в догадках относительно того, что же это за ритуалы и условные знаки могут быть у американских студенток, но будем считать, что таковые существуют). Прочие признания Айвинса звучали ещё более странно. Он заявил, что в начале 1980-х гг. по меньшей мере дважды проникал в дома, в которых жили руководители отделений «KKG» и совершал из них хищения записей и предметов, имевших отношение к этой организации (инциденты имели место в 1980 г. и в 1983 г. или 1984 г.). Кроме того, он изучал места проживания тех девушек и женщин, о которых знал, что они являются членами клуба. Для этого ему порой приходилось проезжать на автомашине по 3 и более часа в одну сторону. Такое поведение уже с полным правом можно называть одержимостью.
В этой связи интересной оказалась следующая деталь: почтовый ящик, в который были опущены конверты с сибирской язвой, адресованные
