самых популярных и загадочных песен средневековья. Её приписывали даже Генриху Восьмому, жестокому королю Англии. Якобы влюбчивый монарх посвятил романс несговорчивой Анне Болейн. Что, впрочем, не помешало ему потом отрубить даме сердца голову, когда та удовлетворила все желания влюблённого короля. Ох уж эти поэты! Никогда не стоит верить стихам, сложенным в твою честь. И поэтам доверять тоже не стоит.
Значит, версия с несчастной любовью подтверждается.
Ну и отлично. Кто у нас спец по несчастной любви? Кто утешал Лику, влюбившуюся в придурка Ромку, когда та пускала сопли на моём плече? А придурка Рому, страдающего по неприступной Эльвире? А Серёгу, решившего спрыгнуть с парапета, потому что Вероника заявила, что тому слабо, кто в итоге спас? Вот то-то и оно. Уж с каким-то там принцем Фаэртом я точно справлюсь.
Я выбежала в парк и заорала в хмурое небо:
— Ваше высочество, дорогой мой колдун-кукловод, нам надо поговорить! Это срочно!
Небо не ответило.
— Да ладно вам! Я больше не сержусь на вчерашнее! А за вами, между прочим, должок числится!
Порыв ветра растрепал флоксы, взметнул бледно-лиловые лепестки отцветших цветов, закружил змейкой по садовой дорожке, и я с восторгом увидела, как они складываются в одно слово: «какой», а затем, снова взметнувшись, в вопросительный знак.
— Это я вам лично скажу, — рассмеялась я нахально.
«Срочно» — спросили лепестки, а затем утвердили вопросительную интонацию знаком.
— Как можно скорее, — подтвердила я.
— Час, — ответили лепестки, не заморочившись добавлением «через», но я и так поняла.
— Договорились!
И я побежала к Гильому и Мари.
Глава 22
Вот такая жизня
Лепестки привели меня на верх песчаной горки, в белый мрамор колонн ротонды, короной возвышавшейся над парком. Чертополох стоял, убрав руки за спину, и смотрел на горы. Сейчас они казались белыми гребнями волн сизоватого моря, со всех сторон подступающего к замку.
— Доброе утро, князь тишины! — крикнула я. — Ну или день. Судя по всему, рабочий день у вас начался рано. Облака разгоняете?
Он обернулся. Посмотрел на меня своим леденящим взглядом и его губы вдруг искривила усмешка:
— Доброе утро, девочка. Ты решила, что, если мне пришла в голову фантазия немного улучшить быт собственной игрушки, то что-то изменилось в отношениях между нами?
— Вау, а у нас есть отношения?
Я подошла и встала рядом, смахнула несуществующую пылинку с рукава идеально почищенной и даже, кажется, поглаженной куртки. Нет, меня вот так просто ушатом воды не убьёшь. Невинно посмотрела на него.
— У всех есть отношения, — не уступил Фаэрт. — Даже у таракана и воробья.
— К слову, меня-то как раз и называли воробьём, — намекнула я.
Имя принца я не стала называть, но колдун вдруг остро глянул на меня.
— Девочка, просто, чтобы ты знала: если бы Марион тебя любил, то приворожить его не смог бы никто. Не жди, что прекрасный принц явится и спасёт тебя из лап чудовища.
— Я не жду, — буркнула я.
Но настроение разом скисло, словно молоко в грозу. Однако, настроение — это одно, а принятое решение — другое.
— Никогда не могла понять принцесс, добровольно меняющих дракона на рыцаря, — съехидничала я. — По мне так дракон многократно круче.
— Круче? — не понял Чертополох.
— Класснее, клёвее, шикарнее… Заметьте, я стараюсь изъясняться вашим допотопным языком, чтобы вам было максимально понятно, что я имею ввиду. У дракона есть крылья, он может летать, извергать огонь, и вообще…
— И сожрать принцессу.
— Не без рисков, да. Но зато, если его приручить, то можно рассекать ветер.
Он обернулся и снова внимательно взглянул на меня без улыбки:
— Ты планируешь меня приручить?
— А вы умеете извергать огонь? Или, может, у вас есть чешуйчатый хвост? Костяной гребень на спине? Или вы владеете искусством полёта?
Фаэрт бросил на меня тяжёлый взгляд, выражающий просто бесконечное и безысходное терпение, снова отвернулся.
— О чём ты хотела со мной поговорить? Срочно, — уточнил холодно и сухо, нарочита обособив слово «срочно».
Ой, какие мы деловые и занятые! На самолёт опаздываем.
— О вашем долге передо мной. Я, между прочим, выполнила первую нашу сделку. Вы обещали дать мне проехаться на летающем коне. Помните?
— Я ничего не забываю. Я обещал это девушке со свободной волей.
— Без разницы. Обещание есть, и я имею право требовать его исполнения.
— Не имеешь. Ты — моя собственность. Все долги кого-либо перед тобой перешли ко мне.
Гад!
Но меня так просто не взять.
— Ну тогда исполните свой собственный долг перед собой: дайте мне покататься на летающей лошадке. Иначе получится, что вы так и не вернёте долг самому себе. А долг самому себе — тоже долг.
Гетерохромные очи колдуна снова обратились ко мне, и взгляд его завис на моём лице на пару-тройку минут.
— Казуистика, — изумлённо прошептал Фаэрт. — И я даже знаю, кто тебя ей научил…
— Кто? — живо заинтересовалась я.
Но он уже пришёл в себя.
— Хорошо. Но почему ты назвала это дело срочным? У меня были и другие дела.
— Ну так мы все не вечны, — я пожала плечами. — Вдруг я умру, и вы навечно останетесь должным самому себе без возможности когда-либо выплатить этот долг.
Губы колдуна тронула усмешка.
— Убедила.
Да ладно? Он коротко свистнул. Я встала рядом и посмотрела туда же, куда и Фаэрт. И увидела где-то там внизу город, кажущийся разливом какой-то заболоченной речки. И королевский замок чуть дальше, на возвышенности.
— И вам туда каждый день на работу мотаться? — спросила сочувственно. — Или вы зеркалами ходите?
— Девочка… — начал было он.
— Дрэз, — напомнила я.
— Девочка Дрэз, не надейся меня обаять, не принимай за подарки и выражение симпатии то, что ими не является. Не надейся, что я смягчусь и отпущу тебя…
— А может я не хочу?
— Что не хочешь?
— Чтобы вы меня отпустили.
Колдун раздражённо выдохнул. Я заметила, что одна из чёрных птиц в небе заметно подросла и явно направлялась к нам.
— Я не герой твоей сказки, девочка.
— Да-да. Вы — страшный и ужасный монстр, пленивший принцессу…
— Ты не принцесса.
Я шагнула вперёд, встала прямо перед ним, обернувшись и прямо посмотрев в лицо. Его изуродованная половина и жуткий глаз больше не пугали меня. И всё же я нервничала. Машинально взяла его камзол за пуговицу:
— А у меня нет своей сказки, а, значит, и героя сказки тоже не может быть. И вы это знаете. Но ответьте: зачем вы меня постоянно предупреждаете? Вы словно боитесь причинить мне боль. И постоянно напоминаете, что вы — страшный и ужасный. Но если бы
