один из самых незабываемых дней в жизни Май. День-праздник. День-счастье. Ее день.
Илья подошел к столу, взял коробочку и молча протянул Майе. Она некоторое время безмолвно смотрела на нее, словно не совсем понимая, а потом осторожно открыла. Там, на темной бархатной подушечке, лежали золотые сережки и маленькая подвеска. Искусно вырезанный перламутр в форме крошечных цветов и бусина-изумруд – изящная тонкая работа.
Май сначала долго разглядывала украшения широко раскрытыми глазами, затем перевела взгляд на Илью и дальше… дальше повела себя как настоящая женщина, готовая кинуться на шею, но в последний момент вспомнившая о накрашенных губах. В итоге обняла его порывисто, крепко и прошептала с восторгом:
– Это ландыши…
– Майский цветок.
Украшения идеально подошли к платью. Илья застегнул цепочку с подвеской на шее, и Майя побежала любоваться собой к зеркалу.
Позже, уже в машине, пока ехали, она не раз опускала козырек и любовалась сережками.
Маленькая Май. Его Май.
В галерею они прибыли первыми. Зал был полностью готов для концерта. В воздухе чувствовалось ожидание. Май обвела глазами помещение, а потом посмотрела на Илью.
Он утвердительно кивнул ей головой, отвечая на немой вопрос.
Да, вот здесь ты будешь играть.
Тот же самый зал: яркие абстрактные картины на стенах, образцы современной скульптуры из гипса и бронзы по углам.
Строгий минимализм. Только теперь в центре была небольшая приступка, имитирующая сцену. С двух ее сторон располагались небольшие подставки с флористическими композициями. Еще одна подобная, но высокая – на тонкой ножке – при входе. С другой стороны – стопка программок. Складные стульчики скрыты под бледно-зелеными чехлами.
Скупой, но очень точный точечный декор сразу же придал месту свою атмосферу.
Даже вошедший в зал с виолончелью Контрабас присвистнул, не справившись с удивлением.
– Это все так серьезно, да? – поинтересовался он у Майи вместо приветствия, а потом повернулся к Илье. – Здравствуйте.
Майя кивнула Севке, затем повернулась к Илье:
– Нам пора готовиться.
Он смотрел, как Скрипка и Контрабас с виолончелью поднялись на приступку и стали открывать свои футляры, вынимать ноты. Через несколько секунд стало ясно, что они уже не здесь, они в предстоящем концерте. Вскоре в зал вошла девушка из общежития, а потом еще одна. Квартет был в сборе.
– Добрый день, Илья Юльевич, – послышалось за спиной.
Это хозяйка галереи спустилась в зал.
– Добрый.
– Всё в порядке? – поинтересовалась она. – Вижу, музыканты уже на местах.
– Да, в порядке. Они готовятся.
Пожаловали первые зрители – две старенькие дамы с тщательно уложенными волосами и нитками бус. Гостьи остановились около стульев и долго решали, где лучше разместиться. Хозяйка галереи направилась к ним, а Илья вышел в соседний зал, где за витринами стояли авторские работы из стекла. Ему надо было позвонить Елене Дмитриевне и удостовериться, что заказанный для Май букет доставлен домой.
– Поставьте его в репетиционную, – попросил он. – Больше ничего не надо. Езжайте домой.
Закончив разговор, Илья почувствовал, что не один. Обернулся. Дуня.
– Я здесь с утра всё приготовила, но заехала еще раз проверить. Ведь скоро концерт.
– Ты замечательно поработала, спасибо.
– Я заглянула, зрители собираются. Зал, конечно, небольшой, зато будет полный.
– Надеюсь.
– И музыканты такие… серьезные.
Они стояли друг напротив друга, чувствуя, как потихоньку заканчиваются слова и время. И что надо прощаться. Уже по-настоящему. Уже совсем.
Она ничего не спросила про Май, хотя наверняка ее видела. Он ничего Дуне про нее не сказал. Незримо они стояли уже по разные стороны черты, хотя еще совсем недавно, соединенные общим делом, находились с одной.
– Спасибо, – еще раз поблагодарил Илья.
– Будь счастлив, – вместо ответа сказала Дуня.
– И ты.
Они стояли неподвижно и молча еще некоторое время. Это было легкое молчание – понимание, что когда-то читаемая книга захлопнулась навсегда. Совсем. Но не было ни боли, ни сожаления. Только благодарность друг другу. За прошлое и настоящее.
Потом Дуня повернулась и быстрым шагом направилась к лестнице. Он не стал провожать ее взглядом. Тоже развернулся и возвратился в зал, где собралось уже достаточно людей. До начала концерта оставалось десять минут. Немного в стороне Илья увидел родителей Май с цветами и уже собрался к ним подойти – поприветствовать, но тут в дверях появилась мама – элегантная и безупречная, как всегда. Обведя взглядом зал и увидев сына, она поспешила к нему:
– Ну, и которая из них наша? – поинтересовалась, приветственно поцеловав воздух в миллиметре от его щеки.
Так и сказала «наша». Илья улыбнулся:
– А сама не догадаешься?
Она внимательно посмотрела на сцену, потом довольно хмыкнула:
– Ну, тут без вариантов, конечно.
– Перестань развешивать ценники на музыкантов.
– То есть ты хочешь сказать, что позволил нашей прийти вон в том ужасном черном платье? – она его явно дразнила.
Губы Ильи снова дрогнули в улыбке.
– Что?
– Я очень рад тебя видеть, мама.
– Ладно, показывай мне мое место, и буду готовить себя к Моцарту. А то растрогаюсь раньше времени.
Илья проводил ее к свободному стулу и оставил изучать программку, а сам направился к Михаилу Львовичу с супругой.
Похоже, родители Май так и не подошли поздороваться с дочерью, просто наблюдали за ней из отдаления. Сами будучи музыкантами, они как никто понимали, насколько важно в такие минуты не отвлекаться, а настраиваться на предстоящее исполнение.
В родителях Май, как и в ней самой, чувствовалось одновременно волнение и предвкушение.
– В таких камерных залах – небольших – играть одновременно и проще, и сложнее, чем в огромных концертных, – сказал Михаил Львович после приветствия. – Уверен, Майя справится. – Потом он поправил галстук и добавил с гордостью: – Она сегодня первая скрипка, вы знаете, Илья?
– Догадываюсь.
Он не смог удержаться от ироничного ответа, даже если эта ирония была понятна лишь ему одному. А может быть, именно поэтому.
Конечно, Май была первой скрипкой. Ведь это ее концерт. Ее квартет. Она организовала его сама и сама же начнет музыкальную программу. А иначе и быть не может.
Илья проводил родителей Майи до зарезервированных специально для них мест, после чего отошел к стене – встал за всеми.
Сотрудник галереи прикрыл двери зала. Если кто из посетителей захочет послушать музыку – придется потихоньку войти и смотреть стоя. Все стулья были заняты. Илье со всего места было прекрасно видно зал, зрителей, музыкантов. Удобно держать ситуацию под контролем.
Наконец, стало совсем тихо. И он почувствовал, что волнуется. За Май. За свою девочку, на которую сейчас смотрели остальные три участника квартета, а она искала глазами Илью.
Нашла. И замерла. В тот момент ему показалось, что
