экскурсии, он рассеянно осматривал стены. С портрета, висевшего на почетном месте, на него строго глядел сам господин Пель, так и не вернувшийся живым из той поездки в Берлин, и не оценивший его с Ефимычем стараний. Хозяин скончался от сердечного приступа в германской столице, тем же душным августом. Разве мог тогда подумать Балалайкин, что почетного и знаменитого профессора привезут с симпозиума в «ледяном вагоне» в компании с пивом и устрицами.
Жизнь штука непредсказуемая и знать наперед, что случится может только один Бог.
Саня не надеялся услышать тутневозможных откровений — что для любопытствующих здесь обывателей просто история, для него, с некоторых пор, история собственной жизни. О том, что дед и прадед аптекаря Пеля промышляли алхимией в своей лаборатории и слыли среди народа колдунами, он впервые узнал не от экскурсовода, потому лишь снисходительно хмыкнул. Его инсайды были побогаче — от самого генерал-губернатора!
Карьерное восхождение клана Пелей несомненно впечатляло — из рядовых сапожников да в поставщики двора самого Императора Российского! Это вам не с ноздри сморкнуться. Тут жилка предпринимательская нужна. Кроме всяких полезных медицинских штук еще и пилюльки позолоченные, и таблетки спермина для потенции — аналог нынешней виагры, оказалось тоже Пель намутил.
«…одним из желающих проверить на себе таблетки для повышения иммунитета был друг его отца Дмитрий Иванович Менделеев, — вещала экскурсовод, — и когда он узнал, что таблетки кроме улучшения самочувствия еще и усиливают тот самый мужской эффект, то стал активно предлагать таблетки знакомым и привлекать средства для строительства цеха по производству лекарства…»
«Видать не промах был этот старик Менделеев, даром что химик…», — бесцеремонно заметил усатый пузан, приобнимая немолодую жену, та подняла на него бровь, вмиг оборвав тяжелым взглядом неуместное веселье и только Саня был с ним согласен — мощный дед!
А дальше им показали кирпичную трубу. Рассказали о пожаре. Они спустились в подвал, в химическую лабораторию, где сидя в полумраке, проникались таинственной атмосферой колдовского места. Им даже позволили покрутить колесо циферблата на старинном телефоне, висевшем на стене аптеки. И когда уже казалось больше и добавить нечего, хранительница аптечных секретов сразила всех, а Сане и вовсе пальнула в самое сердце.
— Любопытный факт, о котором я упоминаю в конце каждой экскурсии. С уважением и благодарностью к женщине невероятной судьбы, которая помогала нам, консультировала. Она работала в этой аптеке у самого профессора Пеля еще в начале прошлого века. Она до сих пор жива. И вы не поверите ей почти сто тридцать лет!
— Невероятно!
— Не верю…
— Небось профессор ее эликсиром бессмертия напоил, — весело предположил все тот же веселый пузан.
— Однако, это правда. Вероятно, она самый старый человек на планете, но не любит это афишировать. В сто лет вернулась в Россию и с тех пор живет здесь. Впрочем, это совсем другая история… — она дежурно улыбнулась. — Наша экскурсия окончена. Спасибо и хорошего отдыха в Петербурге.
Все ушли, а Саня остался. Он стоял обескураженный, не веря своим ушам.
Этого не может быть!
— Вы что-то хотели? — экскурсовод заметила его растерянность и подошла уточнить в чем дело. В ее руке зазвонил телефон, но она сбросила вызов и участливо взглянула на посетителя, очевидно парень выглядел неважно. — Как вы себя чувствуете?
— Нормально.
— Отлично. — Женщина уже собиралась отойти, но Саня остановил ее.
— Ее зовут Евлампия Серёдкина.
— Да… А вы откуда знаете?
Женщина заинтересованно взглянула на парня и подошла ближе.
— Мой прадед был эсером, — Саня запнулся, — правда потом с большевиками мутил. Так вот… он знал товарища Еву, которая здесь работала до революции… Вы рассказали и я вспомнил…
— Невероятно! Просто невероятно! — удивилась она и полезла искать что-то в телефоне. — Вот номер ее пансионата. Он за городом. Но если вы позвоните, думаю, вас пропустят. Такие встречи уникальны! Она еще в уме… — понизив голос, доверительно сообщила экскурсовод, диктуя Саньку номер.
— Обязательно передавайте Евлампии Федоровне привет от Эллочки. Она меня помнит. И, конечно, заходите. Хотелось бы узнать как прошла ваша встреча. Надеюсь, еще увидимся. До свидания. — Она отошла, не переставая повторять восторженным шепотом: «Невероятно!» И офигевший Санек был с ней согласен — снос башки — разрыв сердца!
Глава 19
Всегда свободный ветер гонял воду в стальных лужах. Продуваемый в своей легкой курточке до костей, спрятав руки в карманах, Саня глядел на мокрый асфальт, бессмысленно перебирая в голове цифры телефона, только что продиктованные ему экскурсоводом. Поверить в то, что товарищ Ева все еще живет на свете было страшно, даже жутко. За сто тридцать лет его возлюбленная могла превратиться в могильно-изможденную мумию, глядеть на которую еще то удовольствие. Он поднял голову: в мраморно-облачном небе по-прежнему тусклым золотом отливали луковички Андреевского собора. И желтый фасад рынка был все тем же, только вместо уже привычных дощатых вывесок «ОБУВЬ и ГАЛОШИ», «Магазинъ готового платья мадам Пеструхиной» светились неоном вполне современные «СТОМАТОЛОГИЯ», «БАР», «БЫТОВАЯ ТЕХНИКА».
В угрюмой задумчивости Саня обошел дом, завернул в привычный переулок. Ничто не напоминало об их с Ефимычем мастерской, на ее месте глухой кирпичный забор, что за ним теперь не имело значения.
Отсюда все началось.
Саня стоял у зарешеченной арки. Кодовый замок, объявление для посторонних на стене, вроде и не уходил никуда, а лишь отвернулся…
Из-за угла вывернула грузная старуха с крохотным псом на руках. Открывая двери, она пыхтела и подозрительно косилась на незнакомца, собака, зажатая подмышкой хозяйки, напротив дружелюбно помахивала метелкой хвоста.
«Вы идете?» — поинтересовалась она, придерживая металлическую калитку.
Саня дернулся, но тут же остановился — нет.
Пискнул электронный замок, женщина скрылась в арке.
Он уходил не оборачиваясь, чувствуя с каждой минутой как ему становится все больше жалко и себя, и Лампушку, ставшую нечаянно товарищем Евой. Жалко было так и не случившейся любви. Хотелось все забыть и страстно хотелось все вернуть и быть счастливым, как раньше.
Он шел вдоль линий все с теми же домами, и та же Нева темнела впереди. И тот же Румянцевский сквер, но по-осеннему печальный и пустой, почти голый, с ракушкой эстрады в глубине ждал его за чугунной оградой.
По дощатой сцене ветер гонял сухие дубовые листья. Прежде по воскресеньям здесь играл духовой оркестр. А теперь печально дул в золотую трубу норд-ост.
Саня присел на скамейку, достал телефон и набрал заветный номер.
На
