раздавить. Ударивший в голову гнев на миг лишил его голоса, и он продолжил молча сверлить Иоанна ненавидящим взглядом.
На помощь ему вновь пришла Зоя — истерика брата сейчас, на глазах отца и всего двора, ей была совершенно не нужна. На ее кукольном личике появилась улыбка, больше напоминающая хищный оскал.
— Наш милый кузен показывает зубки! Как мило! — Она тронула брата за плечо. — Поедем, Василий, отец не любит ждать.
Упоминание отца вернула наследника в реальность и погасило острое желание воткнуть кинжал в грудь наглого выскочки. Пришпорив коня, он лишь зло процедил на прощание:
— Еще поговорим, Иоанн!
Свита припустилась вдогонку, и затянутая в перчатку рука августы тоже стегнула лошадь. Проезжая мимо Иоанна, Зоя изобразила невинную улыбку:
— Неужели старый патрикий не рассказывал тебе, Иоанн, о том, как капризна и переменчива судьба? Сегодня ты герой, а завтра вдруг изменник, и тебя уже тащат на плаху…
Промолчав, цезарь проводил взглядом удаляющиеся фигуры двух всадниц и обернулся к Велию.
— Мне показалось, или я только что нажил смертельного врага?
— Вам показалось, цезарь. — Лу́ка вздохнул, не теряя невозмутимого выражения лица. — Но я рад, что с нами нет Прокопия: он бы расстроился и назвал бы ваше поведение непростительно несдержанным.
Цезарь и сам понимал, что порядочно сглупил, но все же настроение у него приподнялось и появилось чувство удовлетворения собой. Он сделал то, что должен был сделать как мужчина и наследник гордого имени Корвин. Осознание этого наполнило его уверенностью, и он заговорщицки улыбнулся Велию:
— Мы ведь не будем ему об этом рассказывать, правда?
Глава 10
Искать Михаила не пришлось — тот примчался во главе своих друзей, привлекая внимание бешеным аллюром и грохотом копыт породистых лошадей. Заметив Иоанна, он и вся его свита, резко осадив коней и подняв облако пыли, свернули в его сторону.
Пока Иоанн раздумывал, как бы ему повежливей отколоться от этих безумцев и сбежать к Наврусу, разгоряченные всадники уже окружили его маленький эскорт. Разрумянившийся от скачки Михаил сначала радостно воскликнул:
— Ты уже здесь! Отлично! Мы погоним дичь вдоль ущелья на отца и… — Тут он остановился и уставился на кобылу Иоанна. — Где ты взял эту лошадь?
— А что?
— Мой друг не может ездить на такой кляче!
Иоанн лишь тяжело вздохнул про себя — и этот туда же! — а Михаил, резко повернувшись к своей свите и приглядевшись, крикнул кому-то:
— Тиверий!
Из толпы выехал молодой человек на дорогущем породистом жеребце под не менее дорогим седлом и сбруей. Юный цезарь, еще раз оценив взглядом его коня, не допускающим возражений тоном приказал:
— Слезай, ты остаешься!
Молодой человек, не отрывая отчаянно-вопросительного взгляда от лица своего господина, все-таки послушно спрыгнул с седла, а Михаил, перехватив уздечку из его рук, подвел коня к Иоанну.
— Вот, дарю!
От такого подарка у Иоанна пропал дар речи. Он привык к своей кобыле и, зная ее осторожно-упрямый нрав, в рискованных моментах доверял ей больше, чем себе, а сейчас, глядя в довольное счастливое лицо своего нового друга, понимал — отказаться не удастся. Предчувствуя неудачу, Иоанн все же попытался.
— Ну что ты, не стоит! Я не могу отобрать коня у твоего друга!
Михаил лишь отмахнулся:
— Не благодари! О Тиверии не думай — он получит другого после охоты.
Совсем иной, жесткий, взгляд резанул по умоляющим глазам Тиверия, заставив того окончательно стушеваться и почтительно склонить голову.
Проклиная в душе свою мягкотелость и царственные замашки Михаила, Иоанн сполз с седла и, взяв узду недовольно захрапевшего жеребца, уже хотел вставить ногу в стремя, как вдруг перед ним неожиданно возникла Зара. Ее ладони, сложенные лодочкой, застыли, готовые принять носок его сандалия.
Поначалу опешив, Иоанн сообразил: она же одета под стремянного и исполняет свои обязанности, но поставить ногу на ее ладони было выше его сил, и он замешкался. Их глаза встретились, и она подбадривающе моргнула: мол, давай, это же игра, так надо!
Заминка не укрылась от глаз Михаила, но он растолковал ее по-своему.
— Потом полюбуешься подарком! — Он осадил заигравшего под ним жеребца. — Сейчас мы должны поспешить — не хочу, чтобы Василий опередил нас.
Кивнув, Иоанн решился и, наступив на подставленные ладони, взлетел в седло. Он, как мог, старался не нагружать девушку, но к его удивлению ее руки не дрогнули и не прогнулись. Приноравливаясь к жеребцу, Иоанн подумал: «А она сильная!» Его взгляд опустился вниз в поисках Зары, но не нашел ее. Девушка уже сидела в седле, на своем месте позади бойцов Велия.
«И быстрая». — Непроизвольная улыбка растянула губы цезаря.
Расслабиться и подумать о приятном ему не позволил крик Михаила:
— Пошли!
Лошади рванулись вперед, и жеребец под Иоанном, резво взяв с места, полетел вслед за остальными. Сходу наметом пошли в гору, затем, вытянувшись цепочкой, по тропе через лесок и вырвались на выступ скалы, с которого открывался вид на ущелье. Здесь притормозили, и вокруг сразу же раздались радостные возгласы:
— Вон они, вон!
Иоанн прищурился, вглядываясь туда, куда указывали вытянутые руки, и увидел стадо диких свиней во главе с матерым секачом. Они неслись по самому дну ущелья, ловко лавируя между камнями.
— Нагоним их поверху и встретим на выходе! — Крик Михаила смешался с диким улюлюканьем и ржанием коней.
— Пошли! Пошли!
Ветер вновь засвистел в ушах Иоанна, и бешенная скачка понеслась по широкому плато. Белые пики гор на фоне голубого неба, бездонная пропасть ущелья и мелькающие перед глазами скалы — картина завораживала, наполняя сердце Иоанна восторгом. Его уже отпустило напряжение, и хотелось просто нестись вот так, над всем миром, как на крыльях, но эйфория продлилась недолго. Мчащаяся кавалькада не заметила, как Михаил притормозил и резко свернул на узкую тропу, ведущую вниз ущелья. Не заметили все, кроме жеребца Иоанна: тот не мог пропустить своего настоящего хозяина и, протяжно заржав, резко рванул вниз. Не слушая рвущие рот удила, не разбирая дороги, прямо через камни, лавируя между валунами и чудом не ломая ноги!
Это случилось так неожиданно, что цезарь не успел среагировать и теперь, хватая разинутым ртом воздух и обливаясь холодным потом, тратил все силы на то, чтобы удержаться в седле. Страха он не испытывал, было просто не до того — все рефлексы, его и лошади, боролись за выживание. Эта дикая скачка
