Довольно быстро пробежав глазами не очень пространное меню, Василий Иванович, с молчаливого одобрения своих спутников, заказал для всех на закуску овощной паштет из брокколи, сельдерея и артишоков плюс домашний окорок с дыней и булочками, запеченными в дровяной печи; на горячее – единственное предлагаемое здесь plat du jour[43]– соте из мяса ягненка с базиликом и на десерт – сыры. Одутловатый, полный хозяин, в не первой свежести полотняном фартуке, с заспанной физиономией и взъерошенным на макушке хохолком волос, зачем-то (может быть, совсем уже не надеясь на свою память или рассудок, а может, и просто из любви к порядку) старательно зафиксировал заказ в засаленной записной книжке с растрепанными листами и переваливающимся гусиным шагом проковылял на кухню, откуда он минут через пять, отдуваясь и сопя, вынес на большом круглом подносе столовые приборы, тарелки, стаканы, плетеную корзиночку с хлебом и пузатую литровую «карафу»[44], наполненную доверху домашним красным вином.
Проводив взглядом фигуру хозяина, повторно исчезнувшую в открытом проеме ведущего на кухню прохода, Ахаян вздохнул:
– Да, а раньше, помню, здесь подавали утиное филе в сидре и мерлана в грибном соусе. Хотя народу так же было немного. – Он оглянулся по сторонам. – И посимпатичней все здесь было. А сейчас вроде подремонтировали, а вид убогий какой-то стал.
– Хозяин, наверно, сменился, – предположил как бы нехотя Бутко.
– По всей видимости, – согласился Василий Иванович. – Тогда здесь старичок какой-то вертлявый бегал. А не этот... тюха.
– Может, в другое какое место махнем? – предложил сидящий рядом с ним на длинной деревянной скамье с высокой спинкой Минаев.
– Да зачем, – Ахаян небрежно махнул рукой. – Я надеюсь, не сломаем зубы об ягненка. И потом... мы же сюда, прежде всего, вроде не пировать приехали. – Он слегка повернулся к своему соседу: – Да, Гелий Петрович?
– Естественно, – ответил сосед. – Перво-наперво о деле говорить надо.
– Ну вот, богу помолясь, и начнем. Слушаю ваши мнения, господа-товарищи. И предложения. Что будем дальше делать? В свете имеющейся на данный момент информации.
Минаев бросил взгляд на сидящих напротив него и Ахаяна своих непосредственных подчиненных и криво усмехнулся.
– Что делать? Хороший, конечно, вопрос. – Немного помолчав, он устремил взор в потолок веранды и, скривив лицо в какой-то непонятной гримасе, процедил: – Эх, сейчас бы тридцатые годы вернуть. Да Яшу Серебрянского[45]. Он бы эту «Матрену» живо – в багажник, кляп в рот и... на какую-нибудь конспиративную дачку, в район Венсенского леса. Как какого-нибудь генерала Кутепова. А там уж, будьте покойны...
– Кутепова, – передразнил его Ахаян. – Ты еще Троцкого вспомни. Или Бандеру.
– А что, – пробурчал Минаев, в душе которого былые подвиги советской внешней разведки всегда бередили какие-то сокровенные трепетные струны. – Между прочим, времена были что надо.
– Так, все, – резко вернул его из тумана воспоминаний о золотой поре НКВД в прозу сегодняшней жизни Ахаян. – Попрошу без ностальгических соплей. И без фантазий. Времена не выбирают. В них живут и... что? – Он оглядел весь сидящий рядом и напротив него оперсостав парижской резидентуры и сам ответил на заданный мгновение ранее вопрос: – Правильно, получают клизму за неумение найти выход из безвыходной ситуации. И клизму – это еще очень мягко сказано. А посему, во избежание грозящих всем нам, без исключения, весьма реальных и очень болезненных... – на следующем слове было сделано особое ударение, – вводных процедур, предлагаю достопочтенной публике этот выход все-таки постараться найти. И чем быстрей, тем лучше. – Василий Иванович снова обвел взглядом своих спутников, в единообразной манере немного понуро опустивших вниз глаза, и, сам того не желая, слегка, про себя, усмехнулся.
В это время на пороге кухни вновь показался взъерошенный толстяк с тем же круглым подносом, на котором на этот раз уже громоздились блюда с паштетом, булочками и ветчиной.
– Та-ак, закуска идет. Попрошу стереть с лиц выражение вселенской скорби и принять более подобающую торжественному моменту пищепоглощения осанку, – взбодрил немного взгрустнувший оперсостав его начальник, следя за приближающимся к столу подносчиком заказанной снеди.
Хозяин заведения неторопливо, но не очень старательно расставил на столе принесенные им блюда и, еще сильнее сопя, удалился. Василий Иванович молча взял в руки нож и вилку, медленно отрезал от лежащего перед ним на тарелке сочного розового ломтя окорока небольшой кусочек и отправил его в рот, и только после этого, словно получив необходимую команду, заработали своими приборами все остальные участники трапезы. Спустя некоторое время Ахаян снова подал голос, причем сделал он это как бы между прочим, в достаточно непринужденной манере, не прерывая процесс, охарактеризованный им самим чуть ранее как «пищепоглощение». – Ну так что, я вас слушаю. Какие соображения? Что будем делать с нашей ненаглядной «Матреной»?
– Да что мы теперь с ней можем сделать, – после некоторой паузы ответил, как это, в общем-то, и было положено ему по статусу, его сосед по скамье. – Передадим нашим в Нью-Йорке. В Вашингтоне. Пусть берут в плотную разработку.
– Эк, молодец! – звучно звякнул ножом по фарфору тарелки автор заданного вопроса. – Как хорошо – пусть берут. Да ты знаешь, что у наших в Штатах наружка буквально на ногах висит. Вздохнуть не дают.
– Ничего, у нас тут тоже не курорт Баден-Баден, – без какой-либо робости в голосе ответил Минаев и откусил кончик румяной деревенской булочки.
– Баден-Баден! – передразнил его Ахаян. – А если она и в самом деле через Нью-Йорк транзитом? В Мехико. Или в Токио. Или к себе, на родину. В край кленовых листьев. Выйдет замуж за какого-нибудь молодца-лесоруба. Не испорченного гнилью цивилизации. И к нему под крыло. В провинцию Саскачеван. Или в Северные территории. Где ты ее там искать будешь? А? И кем разрабатывать? Сам туда поедешь? На снегокате.
Минаев с усилием проглотил непрожеванный кусок; пытаясь сдержаться, но не сдержавшись, откашлялся и отложил булочку в сторону; после этого, не поднимая глаз, взял погруженную в специальную подставку бочонкообразную солонку и стал усердно трясти ею над стоящей перед ним тарелкой с паштетом.
Пауза стала слишком давящей. Внезапно ее прервал Бутко:
– А почему бы не поработать с ней на пароходе?
– В каком смысле, поработать? – исподлобья глядя на него, хмуро спросил Минаев.
– Осуществить подход. Вступить в контакт. Прощупать. Ну... и так далее.
– И кто же это, по-твоему, должен сделать?
