Они выезжают на охоту, скачут по опустевшим полям и голым лесам, и копыта звонко стучат по замерзшей земле. Бросают в старинный камин рождественское полено, радушно принимают гостей со всего графства. По утрам читают, в два часа обедают, по вечерам устраивают танцы и, даже если танцуют неважно, веселятся от души! Наступает тихий март, лопаются розовые почки, в Англию приходит весна и вместе с ней возвращается тепло. И когда туманная завеса над Темзой разрывается, когда можно надеяться, что отныне полдень будет ясным, все переезжают из замков в особняки — солидная недвижимость, которая содержится ради нескольких недель в году. Что ж, английские аристократы на бедность не жалуются!
И тогда начинается для Лондона эта сладкая жизнь, которую я хотел увидеть своими глазами и которая называется «сезон». Ею наслаждаются только богатые, но начала сезона все ждут с нетерпением, ибо разные социальные слои в Англии не испытывают ненависти и зависти по отношению друг к другу, и у тех, кого развлечения обходят стороной, хватает ума на них заработать, и потому все довольны!
Именно во время сезона юные леди, впервые выходящие в свет, после представления королеве рискуют, прикрывшись веером, украдкой бросить взгляд на племя женихов, среди которых они вскоре найдут себе мужа.
Отличительной чертой сезона является любовь к музыке, доходящая до исступления. Ею живут и от нее умирают. Это настоящее умопомрачение! Даже итальянской страсти к музыке далеко до всеобщего английского помешательства. Музыка везде и повсюду! Бывают минуты, когда все отдашь за мгновение тишины. Но нет, о тишине можно даже не мечтать.
В крупных театрах Нилсон, Патти, Альбани, Фор, Грациани — в общем, все басы, баритоны и тенора мира услаждают слух английской знати.
В залах даются концерты, и каждый концерт приносит огромные сборы. В просторном зале Альберт-Холла на вечернее представление в среднем приходит десять тысяч слушателей, и они доверчиво и с первого же раза рукоплещут так, как будто в самом деле поняли сложную немецкую ораторию. В Сайденхем-Пэлас дирижер управляет оркестром из восьмисот музыкантов и хором из четырех тысяч певцов. Количество слушателей столь же велико. Во всех городских садах в разное время дня играют военные оркестры, как правило очень неплохие. Они исполняют лучшие номера своего репертуара для всегда доброжелательной публики. Все это, так сказать, музыка официальная, а есть еще и народная: толпа, труженики, господин Народ, как говорил дерзкий Лютер, слушает музыку так же, как gentry и nobility[64].
Эти концерты не даются в залах, переливающихся золотом и мрамором и заполненных ярким светом восьми тысяч газовых рожков, как Альберт-Холл, который я только что упомянул. Они проходят под открытым небом — на площадях, у дверей питейных заведений, на каждом перекрестке, везде, где дозволяет снисходительная полиция. Уличные музыканты играют не лучшим образом, но с большим пылом, и я подозреваю, что они набираются из бродячих виртуозов-цыган, Gypsies[65], которые захватывают окрестности Лондона и появляются даже в его предместьях. У Джона Булла нет такого дьявольского задора. Впрочем, английской публике всегда требуются особые приемы, ее просто так не расшевелишь, и, следуя ее вкусам, музыканты стараются что есть силы, порой забывая о нотах. Уличные артисты одеваются и гримируются на особый манер. Они покрывают лицо черной краской, как будто им предстоит партия Отелло. Я знал одного, который натирался сапожной ваксой и уже через час блестел, словно бронза. Но поскольку руки он не мазал и они сохраняли свой натуральный кирпично-красный цвет, сразу было ясно, что это только грим.
Эти музыканты обычно носят жилеты в цветочек, фраки с длинными фалдами и короткие спереди (как красавцы-щеголи времен Директории), сорочки, пошитые из муслина (это в Лондоне-то!) в крупную красно-белую полоску. Черные шелковые и очень высокие цилиндры дополняют сей эксцентричный наряд. Спешу подчеркнуть, что здесь он пользуется бешеным успехом, и пестрая труппа, которая только настраивает скрипки и продувает флейты, мгновенно собирает и толпу, и большие медные монеты!
Но как ни многочисленны в сезон лондонские музыканты, а все-таки их меньше, чем лошадей. Прогуляйтесь по Гайд-парку: вы получите полное представление об ошеломляющем разнообразии английских лошадей. Даже в лучшие наши времена мы в Париже насчитывали не больше двадцати пяти выездов с четверками лошадей, в Лондоне их около двухсот, и какие великолепные рысаки! И с каким старанием подобраны пары: и по масти, и по росту, и по скорости!
Не скажу, чтобы их экипажи были лучше наших. В этом мы знаем толк, да и вкус у нас лучше. Здесь я не раз видел четверки, запряженные в почтовую коляску, которая была бы к месту на пыльном тракте, а в фешенебельном парке выглядит нелепо.
Но это мой личный взгляд, и, возможно, я не прав, ибо почти никто со мной не согласен.
Наездников так много, что их не сосчитать! Это эскадроны, полки, бригады, дивизии! Лишь опустив шлагбаумы на выезде из Гайд-парка, можно создать кавалерию маленького королевства.
Эти сильные, ухоженные лошади выглядят гораздо лучше, чем в нашем Булонском лесу, особенно в последние два-три года. Я заметил, что все они отлично тренированы: высокие кондиции, ни грамма лишнего веса, никакого, так сказать, мяса, кроме мышц, и отменной выдержки, которая позволяет им справляться с самыми трудными условиями. То же самое можно сказать и о верховых лошадях, которые практически все являются чистокровными. В Англии гораздо меньше внимания уделяют тренировкам в манеже, лошадей никогда не заставляют бегать по кругу на поводе: в общем, от них не требуют ничего лишнего — только мчаться вперед нужным аллюром и не отступать перед препятствиями.
Английская и французская школы верховой езды различаются кардинально. Мы всегда немного консервативны и, как ученики д’Абзаков[66] и пажеской школы[67], почитаем за великий подвиг потратить целый час на то, чтобы промчаться галопом вокруг версальского пруда Швейцарцев[68]. Англичане, напротив, всегда мчатся почти как жокеи на скачках с препятствиями. Можно сказать, что для них главное — скорость!
Невероятно много наездниц, много юных девушек. Сразу видно, что они прошли хорошую школу и что прогулка для них не больше чем игра. Они правят лошадьми с величественной легкостью, они хозяйки и делают с лошадьми все, что хотят. Девочек сажают в седло, как только они становятся способны держать вожжи.
