class="p1">Из рассказов его друзей я знала, что в этом последнем бою Сергей Орлов получил тяжелейшие ожоги. Уже не гимнастерка горела на танкисте, горели его руки, лицо, волосы, веки. Когда его доставили в медсанбат, от болевого шока он потерял сознание, кожа лоскутами свисала с его лица. И вот, слушая Сергея Орлова, я понимала, что вся хронология событий и мое настойчивое внимание к рассказу о них заставят его заново пережить памятью этот последний бой, и, признаться, боялась этого. Но вот как рассказал о нем Орлов:
— Новгород был уже освобожден. Мы вели наступательные бои. Наше танковое подразделение двинулось на железнодорожную станцию. В этом бою моя машина была повреждена противотанковой миной и замерла. И тут же почти прямой наводкой немецкая пушка ударила в борт танка. Снаряд разорвался в машине, она вспыхнула факелом. Трое моих товарищей были сразу убиты, уцелели лишь механик и я. Горящие, мы выскочили из машины прямо под пулеметный огонь фашистов. Нас тут же обоих ранило. Обратно ползли по своей же танковой колее в снегу. Она привела нас к воронке от снаряда. Скатились в нее. Здесь-то и подобрала нас девочка-санитарка. Она вывела, вытащила нас из-под обстрела, довела до своих в деревне…
— Вы не встречали потом эту девушку-санитарку?
— Нет. В деревне Гора нас сразу же погрузили на подводу и отправили в медсанбат. Я даже не успел узнать, как звали эту девушку. Помню только, что была она очень маленькая, совсем с ноготок.
Я слушала неторопливый рассказ, и мне вспомнились вот эти стихи поэта:
Опять придвинулись
И не дают вздохнуть
Года, которые мне были как награда.
В них просто умереть,
Как в небеса взглянуть,
А жить не просто,
Если жить как надо.
И дальше:
…За пятьдесят товарищам моим.
Им некуда от времени деваться,
Лысеющим, стареющим, седым.
А мне все кажется,
Что им по двадцать.
Он читал их незадолго перед этой встречей глухим от волнения голосом, уведя меня из людной комнаты в темноватый редакционный вестибюль. Стихи о своих ровесниках, о всех тех, кто своей жизнью, верой, мужеством отстоял самое дорогое для человека — свободу Родины. Прочитав стихотворение, Сергей спросил меня, не переступил ли он меру в концовке, где о крови, пролитой за родную землю, говорит: «Она — как соль для хлеба лет и зим, что и без нас ведь будут нарождаться». А у меня не было слов, потому что как скажешь человеку в глаза о его скромности в самом заветном, глубинном! Да и может ли быть мера в определении значения подвига народного для нашего сегодняшнего дня, для будущего всего человечества?
Критики давно уже и прочно причислили Орлова к «фронтовому поколению» поэтов, хотя, как известно, эта терминология вызывает у некоторых из них недоумение. «Почему фронтовое поколение? — говорят они. — Ведь не перестали же мы вместе с войной быть поэтами!»
Да и не позволяет ли это определение стричь под одну гребенку очень разные поэтические индивидуальности? Об этом я и спросила Сергея Орлова.
— На мой взгляд, — ответил он, — эта терминология справедливая. И если отбросить субъективное отношение к ней, то она верно отражает положение дел в литературе. Ведь говорим же мы «поэты пушкинской поры», хотя вместе с Пушкиным жили и писали очень разные стихотворцы. Но я никак не могу согласиться с теми критиками, которые утверждают, что поэтов «фронтового поколения» породила война. Созидание и война — вещи несовместимые. Но во время Великой освободительной войны четко и твердо определились идейные позиции поэзии и поэтов. При всей разности поэтических индивидуальностей у них была единая концепция, единое мировоззрение. На самое главное событие в жизни народа они смотрели с одной позиции. Недогонов, Гудзенко, Кулиев, Наровчатов, Дудин, Межиров, Друнина, Тушнова (их перечислить всех невозможно) могли бы подписаться под стихами своего товарища Михаила Луконина: «В этой большой войне мы научились ломать беду, работать и жить вдвойне…» Творческое отношение к миру, открывшемуся человечеству в мае сорок пятого, высказанное в стихах того же Луконина, было предельно активным. Он писал: «Жажда трудной работы нам ладони сечет…» И тогда это испытывал каждый из нас.
Сергей Орлов задумался и потом продолжил:
— Кстати, заметили ли вы, что истинная поэзия всегда участвовала только в освободительных, справедливых войнах? Она, например, великолепно проявила себя в Отечественной войне тысяча восемьсот двенадцатого года и безмолвствовала в непопулярную первую мировую войну. Я имею в виду патриотическую поэзию. Ведь, кроме риторических казенных стихов, там ничего серьезного не было. Так что причастность поэта к судьбе народной, к героическому военному подвигу народа — великая честь.
Послевоенная лирика Сергея Орлова патриотична во всех новых темах, которые она открывает в мирной жизни. Потому что истинная гражданственность поэзии определяется отнюдь не внешними тематическими границами, а глубиной и широтой идейно-эстетической. И будь то стихи о любви или пейзажная зарисовка, величавый реквием солдату-освободителю или раздумья о судьбах людских и судьбах планеты — за всем этим вдохновенная любовь поэта к советской Родине, той необъятной стране, что «небу одному равна по шири…».
Тема войны и тема Родник были главенствующими в творчестве Сергея Орлова. С ними связаны и его главные поэтические достижения, истинные художественные открытия.
Сколько стихов посвятил поэт советскому солдату! Начиная с книги «Третья скорость» (1946) и кончая стихами посмертного сборника «Костры» (1978) солдат в поэзии Орлова продолжает свой победный путь, покоряя сердца читателей. Почему? Думается, потому, что солдат Орлова — прежде всего Гражданин, свободный и гордый сын своей Родины, наш современник.
Образ солдата в поэзии Сергея Орлова конкретен и многопланов. Романтичный и вместе с тем реальный до узнаваемости (видели, знаем таких, вот именно таких солдат), образ этот одновременно величественный, эпический, несущий в себе черты характера целого поколения. Выписанные, как на полотне художника, детали, в окружении которых живет и действует его лирический герой, придают особую достоверность всему происходящему.
Умение писать словом, как краской, поэтическая «проработка» деталей — не пришли ли они к поэту от его увлечения живописью? Ведь в юности он побеждал не только на поэтических, но и на художественных конкурсах. Любовь к живописи он пронес через всю жизнь. Будучи глубоко убежденным в том, что искусство вообще и живопись в частности должны непременно передавать национальный дух народов, ибо без этого они не смогут выйти ко всему человечеству, Сергей Орлов старался не пропускать буквально ни одной художественной выставки. И
