Vergerio Р. Р. Op. cit., р. XXIX–XXX. Правда, К. Комби делал исключение для немногих, в чьих эпистолах он находил нечто живое, в том числе для Верджерио. Но «живое», конечно, противостояло в его глазах «обдуманности», сделанности, эрудитству и шаблонам, которых и у Верджерио, Бруни, Поджо было более чем достаточно.
120
Ольшки Л. История научной литературы на новых языках. Т. 2. Образование и наука в эпоху Ренессанса в Италии. М. — Л., 1934, с. 198–201.
121
Цит. по кн.: Marsel R. Marsile Ficin, р. 98.
122
Poliziano A. Opera, р. 9–10; Pico della Mirandola G. Opera, p. 391; Callimachus Ph. Epistulae selectae. Wratislawiae, 1967, p. 96. Ср. особенно письмо Каллимаха к Фичино (с. 134). Отношения Каллимаха с обоими платониками были довольно прохладными, но внешняя форма, прежде всего с его стороны, оставалась ритуально-восторженной.
123
Об эпистолярном творчестве Петрарки: Billanovich G. Petrarca letterato…, р. 32–34, 53–54 etc.; Baron H. From Petrarch to Leonardo Bruni. Studies in Humanistic and Political Literature. Chicago, 1968, p. 13–20; Wilkins E. Petrarch’s Correspondence. Padua, 1960.
124
Guarino Veronese. Epistolario, vol. II, p. 205; vol. I, N 221, p. 353; Vergerio P. P. Epistole, N LIV, p. 74; N CXI, p. 166; N CX, p. 165. Нельзя не отметить, что эта топика — ночь, светильник, беседа до зари с задушевным другом-корреспондентом, живое присутствие которого ощущается как бы рядом и пр., — может быть обнаружена уже в первом письме первого гуманистического эпистолярного сборника, причем она обращена у Петрарки в данном случае к Сократу. Беседа с реальным другом, как с древним автором, и с древним автором, как с другом, и беседа души с самой собой — все это умышленно идентифицируется.
125
Cuarino Veronese. Epistolario, vol. I, N 47, p, 101–102.
126
Ibid., N 55, p. 55; Pico della Mirandola G. Opera omnia. Basiliae, 1557, p. 393; Vergerio P. P. Epistole, N XCIX, p. 153; N CXI, p. 166; N L, p. 67; N XXII, P. 26; N XXXI, p. 46; Poliziano A. Opera, p. 25–26; Vergerio P. P. Epistole, N XXXVII, p. 56–57; N L. p. 67; Guarino Veronese. Epistolario, vol. I, N 23, p. 60.
127
Бистиччи рассказывает, как однажды вечером на площади Леонардо Бруни «с мессером Джанноццо Манетти и другими учеными людьми спорили о разных вещах» и Леонардо позволил себе какую-то резкость по адресу Манетти. Ночью он не мог заснуть, на следующий день, сокрушаясь, отправился просить извинений у друга и т. п. (Bisticci V. da. Op. cit., p. 437–438). У того же Бистиччи можно найти описания и совсем иного рода взаимоотношений в гуманистической среде (см., например: Bisticci V. da. Op. cit., p. 422–423 — об интригах Филельфо). О склоках и ссорах гуманистов писали еще Фойгт и Гаспари, а Ф. Фламини посвятил в своей книге «Чинквеченто» специальный раздел «ссорам XVI века».
128
Vergerio Р. Р. Epistole, N СVI, р. 160–161.
129
См. об этом эпизоде: Garin Е. Giovanni Pico della Mirandola. Vita e dottrina. Firenze, 1937, p. 17, 24–25; Marsel R. Pico de la Mirandole et la France. — In: L’opera e il pensiero di Giovanni Pico della Mirandola nella storia dell’umanesimo, vol. I, p. 212.
130
Suppiementum ficinianum, vol. I, p. 56 («Apologia Marsilii Ficini de raptu Margarite nymphe ab heroe Pico»).
131
См.: Gandillac M., de. Astres, anges et genies chez Marsile Ficin. — In: Umanesimo e esoterismo, p. 86, 102–104; Chastel A. Marsile Ficin et Part, p. 174–175 («герой» — «Геракл» — активная жизнь). См. также: Ficino М. Commentarium in Convivium, lib. I, cap. 1, p. 137; cap. 2, p. 138 («герои» — «ангелы»); op. cit., VI, 5, p. 205. Cp.: Jamblichus. De Mysteriis Aegyptiorum. Chal-daeorum, Assyriorum. Lungduni, 1577 (в переводе M. Фичино), cap. «De ordine superiorum», p. 10–12. Очевидно, представления Фичино о «героях» были заимствованы главным образом у Ямвлиха.
132
Ficino М. Theologia Platonica, lib. XIV, cap. 8, p. 274.
133
Poliziano A. Opera, p. 8.
134
Ibid, p. 85. О Геркулесе как архетипе деятельного мудрого героя ср.: Landino Ch. Disputationes camaldulenses, p. 762–764.
135
См.: Gombrich E. The Early Medici as Patrons of Art: a Survey of Sources. — In: Italian Renaissance Studies. London, 1960, p. 279. Исследование E. Гомбрича не случайно начинается цитатой из Бруни: в нем пересматривается роль Медичи как покровителей искусства. В литературе последнего времени особенно выделяется в этом смысле — стремлением показать Возрождение без прикрас или без того, что автор считает прикрасами, — работа Руджьеро Романо, который поэтому называет ее «антикнигой» (Romano R. Тrа due crisi: L’ltalia del Rinascimento. Torino, 1971).
136
Poliziano A. Opera, p. 170–179.
137
Проблема обоснования грамматического рода живо дебатировалась уже в античности, и спор Полициано с делла Скалой, таким образом, опирался на солидную ученую традицию. См.: Кобов И. У. Проблема грамматического рода в античной грамматической науке. — В кн.: Античность и современность, М., 1972, с. 43–50.
138
Читателю гуманистическая ссора из-за «комара» неизбежно напоминает ссору гоголевских персонажей из-за «гусака». Эта ассоциация, возникая в силу внешнего сцепления, не так случайна и пуста, как может показаться с первого взгляда.
Иван Иванович и Иван Никифорович повздорили не потому, что были затронуты их материальные и деловые интересы. Они поссорились из-за слова, посягавшего на социальное достоинство оскорбленного, но не в глазах окружающих, не de facto, а только в силу условного смысла, коим это слово, «гусак», наполнено в голове Ивана Ивановича, человека, вообще очень церемонного, ценящего всякий хороший тон и благолепный порядок, «имеющего необыкновенный дар говорить чрезвычайно приятно», «чрезвычайно тонкого человека», который «никогда не скажет неприличного слова» и даже понюшкой табака угощает со всевозможным политесом.
Конечно, Иван Иванович Перерепенко мало похож на Анджело Полициано. Тем не менее сходство двух ссор состоит в том, что обе целиком находят объяснение в культурно-психологической плоскости. Повод — при внешней мелочности — в обоих случаях имеет более глубокое и, так сказать, ритуально-магическое значение. Слово довлеет себе: примирение состоялось бы, если бы не промах Ивана Никифоровича; «скажи он птица, а не