Он сразу все понял, и перед его глазами прошла вся история человечества. Он увидел, как расступается Красное море, как Моисей поднимается на Синай, как взметнулся плащ Цезаря и император упал под статуей Помпея. И три креста на Голгофе, и пророка Мохаммеда, и Карла Великого, и орла на знаменах Аквисграна.[64]Он увидел три корабля, что плыли по бескрайнему морю-океану, повторяя путь Одиссея: вон, за Геркулесовы столбы… Он видел дона Кристобаля,[65]целующего новую землю, и Данте на горе Чистилища, посреди моря Тьмы, мечтающего об ее открытии… Он увидел, как Европа разделилась на нации и умылась их кровью, и голову последнего Капетинга в руке палача, и папу, осажденного в Ватикане, и яростные сражения у Рейна, и смертоносные орудия, косившие солдат сотнями в окопах Вердена. Он видел двух огромных орлов, набросившихся друг на друга: один из них вернется в Европу из нового мира и воплотит собою закон «Е Pluribus unum»,[66]другой же, наследник древнейшей империи, будет восседать на четырехконечной вертушке, косящей всех подряд своими серпами. Бернару показалось, что он услышал, как орел прошипел: «Убивай непохожее, убивай непохожее…»
Потом все снова смешалось, и Бернар увидел далекое будущее, Европу, в которой наступил мир и сердца немцев и французов забились в унисон, как о том мечтали Карл Великий и Данте. Новый мир зажил единой жизнью, и в этом мире Христос и Мохаммед шли рука об руку. Затем снова разразилась чудовищная война, но зло поглотило самого себя и исчезло, и наконец для народа Писания настал мир, наступила эпоха Света, и людям открылся Божественный закон…
Бернар увидел это и многое другое, и его видения принадлежали вечности. Теперь он понял, что ничего не происходит здесь и сейчас, все сосуществует… История похожа на огромную книгу, страницы которой можно переставить, но каждая строка является частичкой целого и в каждый отдельный миг содержит в себе весь текст.
Бернар растянулся на мокрой траве, рядом с огромным ларцом. В минуту прозрения он ясно видел, как погрузит его на тележку и повезет. Теперь он знал, что это и есть его предназначение: закрыть дверь в тот мир, где человек еще мог общаться с богами.
V
— Ничего я не крал, никого я не убивал, — неустанно твердил Терино.
Луч солнца проникал сверху сквозь слуховое окошко и резко освещал его изуродованное лицо, тогда как тело оставалось в тени. Джованни стоял у стула, к которому был привязан подозреваемый. Отец Агостино сидел за столом прямо перед ним. Терино явно не нравился этот яркий свет.
— Чего вам от меня нужно? Оставьте меня! Я хочу умереть!
Его противники невольно рассмеялись.
— Скажи нам правду, а потом можешь выбирать любую из балок на этом потолке, они, безусловно, попрочнее тех, что в твоем доме. У тебя было столько времени, и как тебя только угораздило найти такой неподходящий момент для самоубийства?
Отец Агостино уже терял терпение. Поначалу он хотел решить дело мирно, но Терино все отпирался, несмотря на очевидные улики.
— Я сказал вам правду: не крали мы мышьяк…
— А кто тогда? Или это он сам сбежал из лавки и добрался до трапезной? — закричал падре.
Он встал и стукнул кулаком по столу.
— Мы не воровали мышьяк, мы его купили. Аптекаря не было, но там был парень…
— Что?
— Он заломил высоченную цену. Я пытался было поторговаться, но Чекко разволновался и приказал мне поскорее кончать, сказал, что с ним мы сочтемся позже.
Ошарашенный падре присел на стул. «Вот дурень, — повторил он несколько раз и прибавил: — Мир праху его». Теперь он вспомнил, что из лавки пропадал не только мышьяк. Иной раз ему казалось, что содержимое баночек с ароматическими веществами и эфирными маслами заканчивается подозрительно быстро, но он не придавал этому особого значения и закрывал глаза на мелкие пропажи. Его ученик был совершенно неспособен к профессии, а чувства ответственности у него и вовсе не было. Его держали в лавке лишь потому, что отец Фацио приходился ему дядей. Злые языки поговаривали, что поразительное сходство племянника и дяди указывает на то, что их родственные узы на самом-то деле гораздо ближе. Поэтому отец Агостино не поднимал тему таинственного исчезновения какого-нибудь безвредного масла, а лишь повторял послушнику, что нужно быть очень внимательным и осторожным. Каждый день он говорил ему, к каким полкам не следует прикасаться ни под каким предлогом, и долгое время все обходилось без происшествий. Но когда исчезла целая банка смертоносного яда, он ужасно испугался и устроил послушнику настоящий допрос. Тот все отрицал и повторял, что находился в аптеке весь день и не видел ни одного посетителя. Падре искренне верил, что такой дурачок не способен на преступление, разве что на мелкую кражу. Но этот случай показал, что парень не дурак: у него было чутье дельца и торгаша, он сразу почувствовал, какую важность имеет товар для покупателя.
«Чутье дельца и мозг индюшки, — подумал отец Агостино. — Он сам продал убийцам яд, которым они отравили поэта».
— Однако ты не посмеешь отрицать, что вы отравили Данте, — сказал Джованни.
— Да какое там отравили, — пробурчал Терино.
— Зачем же тогда вы купили мышьяк? Не в косметических же целях.
— Мы хотели его убить, это правда, но у нас ничего не вышло.
— Если у вас не вышло с ядом, вы могли просто заманить его к себе и убить!
— Все сорвалось из-за Чекко! Он слишком разволновался и никак не мог выбрать подходящий момент. Только однажды ему удалось подсыпать немного отравы в бокал с вином, но Данте не выпил ни капли. Мы только и делали, что предлагали тост за тостом да поднимали бокалы: за коммуны Италии, за славу империи, за Европу, за Святого Духа, уже и не знали, кого еще вспомнить… В итоге сами мы страшно опьянели, а бокал Данте так и стоял на прежнем месте, словно обед только начался. Или Данте хитрее самого дьявола, или же он был законченным трезвенником и дал обет не прикасаться к спиртному — попробуй пойми… Мы присоединились к остальным и надеялись, что нам представится удобный случай осуществить задуманное, но этого не случилось. Наверно, его отравил кто-то еще, или он и вправду умер от малярии. Это все, что я знаю.
«Ну вот и все», — подумал Джованни. Похоже, он ошибся. С другой стороны, у него не было возможности внимательно изучить тело. Причиной обнаруженных симптомов могло оказаться что-то другое. Вся его теория трещала по швам. Выходит, он расследовал преступление, которого не было? И теперь в его руках лишь исполнитель несостоявшегося убийства?
