этой истории. Не хочу видеть их, не хочу видеть никого, кто напоминал бы мне о случившемся. И ужасно боюсь, что меня опять отыщут и поднимут из земли. Поэтому...
Не договорив, девушка спустилась к воде и, не подбирая платья, вошла в реку по пояс. Гоголя поразило, что она, по-видимому, совершенно не испытывает холода, стоя в ледяной воде. Вокруг нее медленно кружился мусор, плавающий возле опор моста.
– Не бойтесь, сударь, – крикнула она Гуро. – Я все равно неживая. Избавьте меня от душевных и телесных мучений, и пусть рука ваша не дрогнет! Скорее же! Не медлите. Сюда! – она указала на свою грудь. – Покончите со мной, и я буду молиться о спасении вашей души так же горячо, как о спасении своей собственной,
– Николай Васильевич! – окликнул Гуро, не отрывая от нее взгляда. – Будьте любезны следовать дальше. Я вас догоню. Только не оглядывайтесь, договорились?
Не помня себя, Гоголь подхватил саквояж и зашел на осклизлое покрытие моста. Когда прозвучал выстрел, он все же не выдержал и поворотил голову назад. Гуро уже шел за ним с дымящимся пистолетом в руке. По течению уплывало белое платье, смявшееся так причудливо, что походило на лебедя. Гоголь утер кулаком горючую, едкую слезу и пошел дальше.
Глава XXV
Экипаж стоял на месте. Кони, понуро опустившие головы, брезгливо щипали сухие бурьяны под кустами. При виде людей они недовольно затрясли гривами и попятились.
– Не серчайте, – заворковал Гуро, приближаясь с вытянутой рукой. – Сейчас покормим вас. А потом поскачем. Надоело коляску за собой таскать?
Гоголь изумленно моргал. Ему не верилось, что он видит перед собой высокомерного, циничного и холодного товарища. Выяснилось, что Гуро ведет себя надменно только с людьми. Общаясь с животными, он говорил незнакомым, чуть ли не воркующим то-, ном.
– Любите лошадей, Яков Петрович? – спросил Гоголь.
Повернувшись к нему, Гуро нахмурился.
– За что мне их любить? В данный момент они полезны, вот и все. Поищите под козлами или позади кузова, Николай Васильевич. Готов биться об заклад, что у нашего Федора был припасен овес.
– Целых два мешка, – доложил Гоголь, порывшись в вещах. – И торбы тоже две.
– Займитесь кормежкой, – распорядился Гуро. – А я пока что сверюсь с картой и определюсь на местности.
– Почему бы не наоборот, Яков Петрович? Я займусь картой, а вы таскайте лошадям овес.
Ответом на это предложение был ледяной взгляд и фраза, отчеканенная металлическим голосом:
– Я бы согласился с вашим предложением, Николай Васильевич, если бы доверял вашему умению читать военные карты. А в вашей способности покормить коней я не сомневаюсь. Поэтому делайте, что вам говорят.
Гоголь насыпал в торбы овса и навесил их на лошадиные морды. Пока они жадно хрупали, он снял с них сбрую, оставив лишь уздечки с удилами. Гуро спрятал карту и сказал, что через час они будут на месте. Гоголь снял торбы, потрепал выбранного коня по гриве и полез ему на спину. То, что у Гуро получилось с первого раза, у Гоголя заняло несколько минут. Уже почти забравшись, он соскальзывал на землю, и все приходилось начинать сначала. Хорошо еще, что конь попался понятливый и не капризный – терпеливо стоял и ждал, пока наездник наконец займет свое место.
– Если свалитесь на ходу, пеняйте на себя, – сказал Гуро, готовясь ударить каблуками в конские бока.
– Саквояж забыли, Яков Петрович, – мстительно произнес Гоголь.
– Я думал, вы возьмете, Николай Васильевич.
– Я вам в носильщики не нанимался, сударь.
Гоголь постарался произнести эти слова с той же холодностью, которая была присуща его спутнику, и у него получилось. Вместо того чтобы разгневаться, Гуро ухмыльнулся.
– А вы хороший ученик, мой друг, – оценил он.
– Учитель хороший попался, – сказал Гоголь, улыбнувшись в ответ.
Гуро подвел коня к саквояжу, подцепил ручку тростью и поставил перед-собой. Из боковых карманов его торчали рукояти пистолетов. Даже при этих неудобствах наездником он оказался великолепным. Конь под ним шел ровно и послушно узде, в отличие от скакуна Гоголя, которого заносило то в озимые, то на пашню.
От скачки у обоих разрумянились щеки, сонливость сменилась бодростью. Когда пошел дождь, Гуро придержал коня, и, двигаясь рядом, они прикончили арманьяк, что придало им новых сил.
– Вернемся в Петербург, я угощу вас кое-чем действительно замечательным, – пообещал Гуро. – Из императорских подвалов. Право, Николай Васильевич, дружить со мной намного выгоднее, чем с поэтами, которые вечно в долгах как в шелках.
– Не все меряется деньгами, сударь, – сказал на это Гоголь.
– Не всё, – согласился Гуро. – Но очень многое.
Легкое опьянение позволило обоим стоически встретить холодный дождь, обрушившийся на них при подъезде к селу. Гоголь поднял воротник и сказал, показывая рукой:
– Если это Верховка, то имение, по моим представлениям, вон там, за бугром. Можно срезать путь.
– По дороге получится быстрее, – решил Гуро. – Дождь усиливается. В поле увязнем.
Он погнал коня вперед, Гоголь тоже похлопал своего по шее, призывая его перейти на крупную рысь. Он уже приспособился к езде верхом и чувствовал себя неплохо, если не считать отбитого зада, который трудно было приподнимать без стремян.
Всадники, держась друг за другом, въехали в село. По обе стороны от них потянулись серые заборы и редкие плетни. Побелка на мазанках потемнела, соломенные крыши местами провалились, как будто тут давно никто не ухаживал за своим жильем. Но люди в Верховке обитали. Это стало ясно, как только товарищи доехали до середины села, где их встретила настоящая баррикада из пары составленных телег и бревен. Обернувшись, всадники увидели, как позади них из двух противоположных ворот выкатывают другие телеги. Со всех сторон ковыляли мужики, вооруженные оглоблями, косами, топорами и вилами. В который раз их нерасторопность сыграла на руку нашим героям!
– Делайте как я! – воскликнул Гуро. – Скачите прямо за мной, сударь! Мы прорвемся.
Кони, получив удары под ребра, рванули с места в опор так, что комья грязи полетели. Гуро правильно определил место для прорыва. Между левой телегой и изгородью оставался зазор, достаточный для того, чтобы пропустить всадника. Не сбавляя скорости, Гуро умудрился еще и огреть тростью мужика, забравшегося на ограду с целью задержать всадников рыбацкой сетью. Другой прыгнул на Гоголя с телеги, но промедлил доли секунды,
