ему отомстить? Нет, я знал, что ты та еще… Но не думал, что настолько отбитая.
Джек шумно выдыхает и опирается лбом на крышу машины, барабанит по ней пальцами. Флоренс оглядывается, пытаясь понять, где они. Нужно добраться до нормальной дороги и вызвать такси.
– Полная чушь, – отвечает она, – никто никому не мстит. Я пришла, чтобы развеяться, и откуда мне было знать, что ты тут главное шоу?
Тот поворачивает голову с недоверчивым взглядом, но, кажется, успокаивается.
– Я отвезу тебя домой. – Джек отрывается от машины и засовывает руки в карманы. – Блядь, ключи внутри оставил. Пойдем, заберу.
– Могу и здесь подождать. Только домой к Гэри я все равно не поеду.
– Флоренс, ты, видимо, не поняла еще, где ты. – Лицо Джека становится до жестокого серьезным. – Это подпольные бои без правил. Здесь все или пьяны, или под наркотой, или на адреналине. Останешься здесь – тебя выебут. Может, и не по разу. Так что завали свой вкусный рот, пожалуйста, и просто иди за мной.
– Я все равно не поеду домой, – спорит она, пытаясь игнорировать звенящие в ушах слова.
– Значит, поедешь ко мне. Если я тебя брошу, Гэри меня не простит.
Они возвращаются внутрь через черный вход. Джек держит Флоренс за руку, будто боится всего того, что сказал ей минуту назад.
Когда их пальцы вновь переплетаются, становится легче. Впервые за вечер ей по-настоящему легко и спокойно.
Глава 27
Зверюга
Поспать удается часа четыре, не больше, хотя ему этого хватает. Сидя дремать не очень удобно, но шевелиться не хочется. Пайпер до сих пор обнимает его, и от того, как она фырчит во сне, прижимаясь всем телом, внутри становится тепло и уютно.
Вырубилась она под конец второй серии про Донну, и Гэри еще час смотрел на нее и слушал сонную болтовню. Такая она смешная, когда во сне несет чушь, которую и не разобрать.
Он сгреб ее в охапку и аккуратно, чтобы не разбудить, перенес в спальню. Хотя так стараться, может, и не стоило – убитая текилой, она только вцепилась в него покрепче. Еле в кровать переложил – эта обезьянка не отпускала ворот рубашки, пока он ей пальцы не отогнул, а потом тут же схватилась за край подушки.
Гэри открыл окно, чтобы наутро у нее меньше болела голова. Собирался вернуться к своему дивану, но Пайпер вдруг вздохнула и попросила его не уходить. И он не смог. Только не в этот вечер. Не тогда, когда ее голос звучал так мягко и нежно.
Сначала думал посидеть рядом, подождать, пока она увидит какой-нибудь другой сон. Но Пайпер за полчаса перелезла на него почти полностью, закинула руки с ногами и пригвоздила его к кровати, не давая пошевелиться. При этом сама ни на секунду не проснулась.
Это у него впервые: спать в одной кровати с девчонкой, с которой не трахался. Наоборот, конечно, случалось, особенно по молодости в Манчестере, но вот так не было никогда. Сидеть на чужой кровати в темноте, слушать невнятное мычание маленькой красивой ирландки, пока жизнь разворачивается на каблуках в какую-то совсем новую сторону.
Его будит настойчивое солнце, заливающее комнату. Вокруг повсюду ее вещи – одежда, тетрадки, какие-то мелочи, – и вся комната похожа на лоскутное одеяло, сотканное из кусочков ее жизни.
Голова все равно побаливает. Выпили немного, но это текила, а она всегда злая к англичанам. Гэри еще раз косит глаза на Пайпер и замечает, что ее хватка ослабла: можно попробовать выбраться.
Она перехватывает предложенную ей подушку и переворачивается, так и не проснувшись. В комнате свежо: ветерок из окна треплет маленькие светлые занавески. Гэри задерживается взглядом на рыжих волосах, которые разметались по подушке. Сейчас, когда их заливает солнце, они выглядят ярко, даже волшебно. Он не удерживается: пробегается пальцами, чувствуя, какие они мягкие. Как шерстка у котенка.
Душ помогает справиться с легким похмельем и снова почувствовать себя человеком. Гэри переодевается в спортивные штаны и футболку, оглядывает кухню и вспоминает, что в холодильнике у Пайпер почти пусто, а из кусочка ветчины и банки каперсов завтрак не сможет приготовить даже он.
Видно, что маленькая. Двадцать два ей, да? Гэри даже не уверен, что она привыкла завтракать. Но от пиццы не отказывается – уже хороший знак.
Он засовывает в карманы бумажник и ключи от машины, спускается вниз в поисках продуктового. Натыкается сначала на один, но в нем все подписано на испанском, а продавец смотрит волком. Гэри решает не испытывать судьбу: в конце концов, должен же быть в Бруклине хоть один вменяемый супермаркет.
В Бронксе ему больше нравится. Когда он только покупал свой дом – его первый дом, от счастья чуть с ума не сошел, – даже не верилось, что в Нью-Йорке можно купить что-то кроме квартиры. Столько денег отвалил, что даже ба до сих пор не знает, – можно было взять особняк под Манчестером.
Потом еще ремонтировал не меньше года: там все рассыпалось, чего ни коснись. Американская мечта держится на гипсокартоне и асбесте, и вся страна построена на этих двух китах. Гэри до сих пор не привык: иногда очень хочется домой. Взять, бросить все здесь, купить билет в один конец и дом где-нибудь в Бикерстаффе. Как тот, у Джима на холме. Завести козу и собаку.
Но это все пустые мечты – братьев он не бросит. Сказали, вместе будут до последнего, значит, надо быть вместе.
Добравшись до супермаркета, Гэри снова вспоминает, чего он не заметил на кухне, и сразу берет тележку. У Пайпер в доме нет ни яиц, ни сосисок, ни даже простейших макарон – живет человек, видимо, на кофе и сэндвичах.
Он с детства готовит: ба все время была на работе, пытаясь одна поднять двоих пацанов. Они помогали как могли и уж обед-то себе делать научились. Гэри всегда больше нравилось готовить, так что уборку Джек брал на себя. Когда потом вместе жили, даже в Нью-Йорке, это сохранилось.
Пайпер приютила его без единого вопроса, без тени сомнения. Кто бы еще это для него сделал, кроме братьев? Нет, он ей теперь точно задолжал, как минимум завтрак.
На обратном пути пакеты тянут руки приятной тяжестью: Гэри подозревает, что в задумчивости набрал продуктов дня на три, не меньше. Но это и здорово: он не знает, когда вернется домой, а впереди у них еще целый уикенд. Но нужно было все же взять машину, хотя
