— Всё равно станут искать.
— Скорее всего. Но подготовился я неплохо, не найдут.
Как там пелось? «Ну вот и всё, конец игре, сгорают двое на костре…»? В моём случае не двое, а трое, даже больше — кусочки памяти, лишенные самосознания, будем считать отдельно.
Надеюсь, всё-таки не конец. По моим (или правильнее сказать, «нашим») расчетам выходило, что основная личность изменится, в то же время оставшись неизменной. То есть, морально-волевые качества, являющиеся базовыми с точки зрения самосознания, сохранятся. Если так, то новый человек, получившийся в результате операции «разделения», останется тем же Аскетом, что и сейчас.
Хотел бы я всего этого избежать? Конечно. Но Князь никуда не делся и не денется, а остальные части меня пребывание в активном состоянии раздражает. Вернее, им оно противопоказано и ни к чему хорошему не приведёт. Рано или поздно срыв неизбежен — так не лучше ли провести его на своих условиях?
Метки-маяки расставлены. Для всех Аскет погибнет в противостоянии с высшим духом, правду будут знать немногие. Первое время я буду слаб и уязвим, а мне совсем не нужно, чтобы за мной охотились все спецслужбы мира. Так что официально — неудачная попытка закрытия прохода в ментал… Хотя по результату вполне себе удачная, проход-то закроется.
Основные приготовления связаны не с предстоящим действом, а его последствиями. Образцы моей крови имеются много где, поэтому пришлось в ипостаси Исполнителя разработать вирус, слегка меняющий генетический код. Очень хочется верить, я нигде и ничего не напутал. С ментальным оттиском проще — он в любом случае будет отличаться от старого. Черты лица, биометрия? Вполне решаемая задача даже без учета псионики. Правда, выглядеть я первое время буду так, что не всякий мужчина с крепким желудком второй раз взглянуть решится, но безопасность требует жертв. Я даже одежду подобрал под непривычный мне стиль, чтобы точно не вызывать ассоциаций с собой-прежним.
Начинаю.
Мне не требуется видеть Князя, чтобы почувствовать, как он зашевелился. Он ощутил присутствие существа, ради убийства которого его призвали в реальность, того, кто не позволял ему вернуться обратно, будучи живым. Конечно, он жаждет исполнить договор. Его ждёт сюрприз.
Сама операция, или ритуал, или просто действие проходило буднично. Маленькая поляна неподалеку от оживленной дороги, последовательно прикрытая двумя ментальными техниками — рассеивающей внимание и притягивающей его, вторая подействует, когда перестанет действовать первая. Мне же нужно, чтобы меня побыстрее нашли. Никаких инструментов, артефактов, рисунков на траве, кровавых жертв или чего-то подобного. Я — ментат. Нам для работы нужно только наше сознание.
Помню, когда-то я читал про врача в антарктической экспедиции, вырезавшего самому себе аппендикс. Сходство есть, но то, что я намерен проделать сейчас — на порядок сложнее.
Создаю сразу несколько потоков сознания и начинаю тщательно, стараясь ничего не пропустить, копировать память. Каждая грань-ипостась получит отдельную копию, оригинал останется в ментале, в укрытом даже от местных обитателей тайнике. Следующим этапом составляю карту себя, одновременно рассматривая сознание изнутри и извне, намечаю будущие точки разделения. Долгая работа. Резать придётся по живому, и крайне важно не задеть базовых понятий, чья смена приведет к частичной ломке личности.
Наконец, разобрался.
Первым делом отключил эмоции. От них нельзя избавиться окончательно, первобытные инстинкты исчезают последними, но заблокировать — вполне. А мне сейчас нельзя бояться. Да, текущая ипостась не способна испытывать страх, любовь и прочие чувства, однако нет гарантии, что после начала операции на неё не повлияют остальные части моей личности. Человеческая, находящаяся сейчас на грани пробуждения, или Исполнитель, внезапно решивший, что мои-наши действия противоречат воле Господина. Нет, только полная сосредоточенность, второго шанса у меня не будет.
Запускаю вирус, меняющий клетки тела. Всё, процесс необратим. Так или иначе, меня вырубит через двадцать минут, и лучше бы мне к тому моменту находиться без сознания. Модель моего «Я» готова, провожу проверку разделения. Раз, другой, третий… пятнадцатый. Выбираю оптимальный вариант.
Следующий шаг — извлекаю воспоминания, после чего начинаю стирать собственную память. Секунда за секундой я забываю себя, свою жизнь, уходят в небытие картины детства, звуки, образы, забываются причины, побудившие меня на полную перестройку. У меня всё ещё осталась цель, но я не помню, почему иду к ней. Кожа на лице рвется, скрипят кости и сухожилия, тело бьётся в судороге, быстро меняя внешность. Боль физическая проходит мимо — сознание страдает от происходящего стократ сильней.
Так странно. Резать себя на части и видеть, как каждая из них оживает, становятся самостоятельной.
Оставшимися клочками сознания я почувствовал, как Навий Князь рванулся из своего убежища навстречу своей жертве, которая на мгновение вновь появилась в материальном мире, почувствовал его проникающий в самую душу вопль разочарования, когда он понял, что жертва умирает. И чувство нечеловеческого облегчения, разлившееся в пространстве в миг, когда могучий дух устремился прочь — в тот мир, откуда был призван.
Всё. Конец.
Темнота.
Свет в кабинете был притушен — он мешал любоваться багровым рассветом, поднимавшимся над затянутой дымкой Москвой. В дверь тихо постучали. Не дождавшись ответа, в помещение беззвучно скользнул секретарь и положил на край стола черную кожаную папку с вытесненным на ней золотым гербом. Наблюдавший сквозь бронированное стекло за алыми всполохами зари руководитель огромной страны чуть повернул голову, давая знать, что заметил чужое присутствие. Сегодня он находился явно в дурном расположении духа.
— Утренний отчет, господин президент, — пояснил секретарь, который, конечно же, заранее ознакомился с содержанием доставленных им бумаг.
— Кратко и тезисно.
— Псионы наладили постоянный портал в районе бразильского города Манаус. По данным на шесть часов утра по Москве порталом воспользовалось уже более двухсот человек, в их числе — двадцать три россиянина, по данным нашего консульства в Рио. Будут ли какие-нибудь распоряжения?
— Какой в них смысл?
— Простите?
Фигура у окна чуть повела плечами, словно ее обладателю вдруг сделалось зябко.
— Стихией можно воспользоваться. Временно. Подчинить ее нельзя. Мы пытались. Что ж, те, кто действительно перестал быть похожим на людей и не желает играть по правилам, уйдут. Нас это не ослабит: у наших… западных и не только западных партнеров сейчас та же самая картина. Останутся те, кого здесь что-то держит, кто готов подчиняться. С этими будем работать. В целом баланс сил не изменится. Если псионы чувствуют себя ущемленными и бесправными, исход — хорошая альтернатива бунту. Когда-то давно, у другого народа, этот процесс занял сорок лет. Думаю, псионы справятся быстрее, предводители у них вполне целеустремленные. Кстати, что там с Коробовым?
