Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
– Хорошо. Я постараюсь.
Почему-то ей было больно. Вранье впивалось во внутренности, словно ледяные осколки, ранило, терзало… больно! Очень больно! Стыдно, горько, несправедливо.
Анна знала, что причинит этим людям боль. Незаслуженную, обидную, подлую… исподтишка. И ничего с этим не поделаешь.
Но напоказ княжна улыбнулась. Она справится. У нее еще есть полгода. Она что-нибудь придумает.
Ее любимые не будут страдать по ее вине!
* * *
Тот же монастырь.
Только тогда он был в желтых листьях, а сейчас – сейчас у него нет единого цвета. Белые стены, черная земля, белые проплешины снега.
Черная кошка, которая брезгливо сидит на относительно сухом клочке брусчатки, подвернув длинный хвост.
– Багира…
– Мя? – отозвалась кошка с непередаваемой интонацией.
В переводе на русский это значило: и чего тебе надобно, смертная? От меня – настоящей Кошки?
– Проводишь меня к твоей… – Анна замешкалась. Хозяйке? Нет, неправильное слово. – Компаньонке?
Багира чуточку подумала. Она – кошка. Ей не положено бегать, словно собаке. Но эта странная смертная вполне уважительна. И пахнет от нее завлекательно – котом. Вот, даже шерсть черная на юбке.
– Мя.
Кошка подняла хвост и медленно проследовала на территорию монастыря. Анна пошла за ней.
Аллея, вторая, поворот…
Двери храма.
Анна замешкалась.
– Она там, да?
– Мя. – Багира посмотрела на девушку с удивлением. Мол, чего не идешь?
Анна подобрала юбку и присела на корточки, стараясь оказаться на одном уровне с кошкой. И на колени стала бы, да грязно.
– Киса, не надо мне туда. Нехорошо это. Неправильно. Ты можешь хозяйку позвать?
– Мя, – отозвалась Багира с непередаваемой интонацией и нырнула в церковь.
Люди!
Что хозяйка сейчас внизу, читает какую-то книгу, что вот эта… с морозным узором вокруг… как же сложно быть человеком! Вечно они понаплетут дорог, поназапутают путей, а потом и сами заблудятся. И выйти не могут, и им больно, и всем остальным больно…
Хорошо, что рядом с людьми есть высшие существа – кошки! Они-то никому пропасть не дадут.
Долго ждать Анне не пришлось. Она даже пару уровней в телефоне не прошла. Забавная такая игрушка, из заданного числа букв слова складывать.
Матушка Афанасия вышла из двери храма и улыбнулась Анне. Та поспешила убрать гаджет.
– Здравствуйте.
– Здравствуй, Аннушка. Как дела?
Матушка Афанасия ничуть не изменилась. Те же внимательные, ясные глаза, та же теплая улыбка.
– Сложно, матушка, – честно призналась Анна. Странно было называть матушкой чужую женщину, но… Аделина Шеллес-Альденская тоже не слишком-то баловала дочерей, предпочитая «матушке» более изысканное «маман».
– А на то и сложности в жизни, чтобы душа росла. Как спортсмен через препятствия бегает и прыгает, видела?
– Видела.
По телевизору. Было.
– Вот и душе нагрузка нужна. А если ее нет, то и остального не будет. Понимания, мудрости, доброты, терпения…
– О мудрости в моем случае речь не идет, – вздохнула Анна.
Матушка Афанасия тоже вздохнула и как-то плавно, округло повела рукой в тулупчике.
– Пойдем, Аннушка. У меня чаек душистый, мне чабреца сушеного привезли. Как заваришь, так и кажется, что лето рядом.
– А я… вы… я вас не отрываю?
– А и ничего. Потом доделаю. Ты же потом приехать не сможешь, а Псалтырь и не убежит, – улыбнулась женщина. Тепло так, по-доброму.
Анна вздохнула. Опустила плечи.
– Спасибо вам…
– Идем, детка. Идем…
* * *
Чай действительно оказался выше всяких похвал. А еще к нему предлагался в этот раз мед необычно темного цвета (гречишный, как пояснила матушка) и батон. Самый обычный, нарезанный ломтиками и чуточку подсушенный.
Но как же это было вкусно!
Анна жмурилась от счастья, слизывая мед. Матушка наблюдала за ней с теплой улыбкой и не торопила. Наоборот, разговаривала о самых обычных, посторонних даже вещах.
О погоде, о весне, о первоцветах, о мусоре, который обязательно надо убирать, да и бордюры подновить не помешало бы, о Багире…
Багира к Анне на колени не пошла.
Но третий стул был оставлен для нее.
И кусочек колбаски, аккуратно нарезанный на тарелочке, тоже был подвинут поближе к кошке. А что она – не человек уже?
Может, еще и побольше некоторых… тварей Божьих!
Наконец Анна решилась.
– Матушка Афанасия, только не считайте меня сумасшедшей. Мне, правда, поделиться этим не с кем… никому довериться не могу. Знаю, что и вы мне можете не поверить, но так получилось, ближе вас у меня сейчас никого нет.
– Есть ведь… и сын, и отец…
– Я не могу взвалить эту ношу на их плечи.
И поэтому берешь все на себя? Так ведь и рухнуть можно, и подняться не получится. Но монахиня не стала спорить.
– Мне – можешь. Я тебе сейчас на иконе поклянусь, что тайну твою сохраню.
Анна качнула головой:
– Не надо. Слова достаточно.
Благородства в этой женщине было как бы не больше, чем в любимой подруге матери – Зиночке Валенской. Порядочности и внутренней, сдержанной силы. Словно стремнина подо льдом.
Пока – подо льдом.
– Обещаю никому и ничего без твоего разрешения не рассказывать, – просто ответила матушка.
Анна поверила.
И ринулась, словно в пропасть.
– Мой сын был обречен. Полгода назад мне предложили обменять мою жизнь на его. И дали ровно год. Через полгода я умру.
Чего уж она ждала?
Возмущения? Отрицания?
Ответом ей было пожатие плечами. Очень спокойное, очень уверенное.
– Разве хоть одна мать примет иное решение?
– Примет, – вспомнила свою мать Анна.
– А это не мать. Это утроба. Которая выносила, но и только. Как котенка из авоськи вытряхнула, но не полюбила. И матерью не стала.
– Может, и так. Я согласилась на этот размен.
– Спрашивать, кто тебе предложил, – не стоит?
Анна пожала плечами:
– Это не то, что вы называете темными силами. Или сатанинскими. Она не имеет к ним никакого отношения. Никогда не имела.
– Ведьма?
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
