меня не будешь. Разве это не понятно?
Поднимаю обе руки в знак того, что ни на что не претендую.
— Тихо, тихо. Я помню, ты все еще злишься. Мы с тобой так ни о чем не договорились, но сегодня и ты, и я устали. Давай так. Поедем завтра к морю? Погуляем, поплаваем, посмотрим какие-нибудь древности…
На самом деле опасаюсь, что она меня сейчас отправит смотреть Мавзолей.
Лена изучает меня недоверчивым взглядом.
— К морю? — переспрашивает, — А куда?
— Куда захочешь.
Видно, что ей хочется. В самой Севилье моря нет.
— Ладно, — соглашается, — У меня машина в гараже. Только я за руль не сажусь. Ты поведешь. Приезжай завтра к 4 дня. Тут ехать полтора — два часа. Зато очень красиво.
Киваю. Где-то внутри теплится надежда, что, может, позовет в дом. Но Еленка начинает закрывать дверь. Я быстро целую ее в щеку, буквально заставляю себе развернуться и уйти.
— Пока, — доносится мне в спину.
— До завтра, Лен, — отвечаю, не оборачиваясь.
Ведь если обернусь, то никуда не уйду.
Глава 19.
Еленка
Матео вернулся один. Когда я спросила, где Платон, то он начал разговор о том, как я ему нравлюсь. Я его остановила. Я не собираюсь устраивать личную жизнь сейчас. Мне бы приготовиться к роли матери. Пока этого достаточно.
И усиливать противостояние между мужчинами не хочу. Платону мне хочется довериться, но я столько раз на нем обжигалась… А к Матео у меня нет таких чувств, чтобы ноги подкашивались и сердце из груди выпрыгивало. Если их нет сейчас, то появятся ли они потом? И так ли мне это все нужно именно в данный момент? В общем-то, меня устраивает то, что есть.
Но Хромов как всегда старается оставить за собой последнее слово. Едва от моего дома отъезжает автомобиль Фернандеса, как подъезжает такси. С Платоном разговариваю на пороге, потому что мне кажется, что стоит его впустить и выпроводить будет тяжело. Однако он прав, нам нужно прояснить многое. И сделать это на свежую голову. Да и к морю съездить — неплохая идея. Давно хочу попасть в городок Чиклана-де-ла-Фронтера на пляж Санкти-Петри. Говорят, там потрясающие закаты. Но после пары обмороков за руль я не сажусь. Не хватает еще угробить себя и ребенка, если мне станет плохо.
Кроме того, у нас с Платоном странные отношения. Какае-то недоразвитые, что ли. Нас связывает необъяснимая тяга друг к другу. Связывает прочно, словно канат, разорвать который не получается ни у меня, ни у него. Но в наших отношениях нет того, что обязательно должно быть. Нет сближения. Поэтому совместная поездка в красивое место, прогулка по пляжу, купание, ужин в каком-нибудь ресторанчике — это то, что нам нужно, чтобы перестать быть незнакомцами.
Матео весь вечер и следующий день закидывает меня сообщениями. Я их читаю, но не отвечаю. Не знаю, что ответить.
Платон приезжает в точно оговоренное время. На нем шорты, футболка, сандалии и панамка. Выглядит забавно. А еще так, как будто он мой.
Жара в августе стоит ужасающая. Легче становится лишь к вечеру. Но существование без кондиционеров невозможно в принципе.
На мне сарафан и шляпа, на ногах шлепки. Поправилась я не то, чтобы сильно. Но поправилась. Хотя, по-моему, Платона это не напрягает. Он все время поглядывает на мою увеличившуюся грудь. Еще чуть — и начнет облизываться.
Однако и о том, зачем он здесь, тоже не забывает. Выгоняет автомобиль из гаража, помогает мне сесть и пристегнуться, спрашивает, на какой режим установить режим кондиционера в салоне, включает негромко музыку. Пока едем, я не хочу углубляться в наши с ним проблемы, рассматриваю в окно проносящиеся мимо пейзажи и сама не замечаю, как засыпаю.
Просыпаюсь сама, когда мы подъезжаем к Чиклана-де-ла-Фронтера. Город напоминает туристическую открытку. Белый под синим небом и слепящим солнцем, он кажется чем-то нереальным. Но до чего же красиво!
— Выспалась? — спрашивает меня мой водитель.
Я поворачиваю голову к нему и пытаюсь найти в его словах скрытый смысл. Которого, похоже, нет.
— Да, — голос после сна звучит хрипло, — Я теперь много сплю.
Он улыбается в ответ и кладет руку мне на живот.
— У нас там маленькая Сонька-Засонька.
— Она не Засонька, — заступаюсь я за дочку, вместе с тем завороженно наблюдая, как улыбается ее отец.
Он — красивый. Но обычно он не улыбается. Ухмыляется, саркастически скалится.
А улыбка — настоящая, искренняя, которая отражается в его глазах, делает его таким, что я не могу оторвать глаз. Счастливым. Потому что, мне кажется, таким я его не видела.
Мы приезжаем на пляж. Здесь не очень людно. И жара переносится легче. Полоска песка вдоль кромки воды притягивает как магнитом. Платон берет сумку, в которую я побросала вещи для отдыха, протягивает мне руку, и мы идем по пляжу.
Свою обувь я несу в руке. Мне нравится идти босиком. И держаться за руку Платона тоже нравится. А еще нравится, как он на меня смотрит. Словно ласкает каждый сантиметр моей кожи. Так он на меня не смотрел. Во всяком случае я этого не помню. Я просто утопаю в нежности, которой лучатся его глаза.
Мы находим тихое место вдали от всех. Я достаю из сумки огромное полотенце, потому что люблю лежать на песке. И некоторое время я, сбросив сарафан, лежу в позе морской звезды. Платон сидит рядом, по- прежнему мне улыбаясь.
Все еще жарко. Я хочу в воду.
— Пойдем искупаемся? — предлагаю мужчине.
— Пойдем, — соглашается он.
Мы неторопливо идем к воде. Стоит только погрузиться в которую, как сразу чувствуется облегчение от зноя, а в теле появляется легкость. Платон, рассекая волны сильными руками, уплывает вперед. Я же плыву медленно, не планируя удаляться от берега.
Вдруг ногу обездвиживает сильная судорога. Я теряю способность двигать ногой. И начинаю погружаться под воду. Меня накрывает паника. Я пытаюсь, как-то размять ногу, но в воде это невозможно.
Ничего не могу сделать. Все происходит слишком быстро. Я совершаю рывок из воды и успеваю крикнуть:
— Платон!
По-моему, он плывет назад. Но точно я не уверена, потому что вода заливает лицо, попадает в нос и рот. Из последних сил стараюсь снова вынырнуть на поверхность. В этот же миг мне становится еще страшнее. Потому что меня опоясывает резкая боль, от которой меркнет в глазах. Страх превращается в ужас, потому что я начинаю терять сознание и захлебываться водой. Но даже сквозь беспамятство ощущаю, что меня раздирает от боли.
И нет ничего, что я могу
