понял: Порез голоден. Вот что значили все эти каракули на карте. Кто вообще учил Ваари писать?
Конечно, малец разбирался хотя бы в части того, что творил: Дэси никогда бы не подумал, что Порез можно перенести, но тот все еще будет связан с местом, где появился. Дэси не нужно было даже заморачиваться с землей. Порез принадлежал ему, потому что он мог принести его домой.
Второй раз был экспериментом. Он такого не планировал. Не хотел подобного исхода. Но Агата сама последовала за ним в глубину дома, прямо к искрящейся ухмылке Пореза, запертого в машине Ваари. И исчезла в тумане.
Третий раз был подтверждением. Аташи искал кошку. Дэси пригласил его войти.
Кракера он скормил Порезу с двойным удовольствием – подальше от города. Туман разливался все больше. О чудовище пошли слухи, которые сам Дэси и подкармливал.
Но Ледаритри Астарада начала копать. Молодые ищейки все такие: им нужно пару раз угодить в трясину, прежде чем они научатся не лезть, куда не надо. Дэси даже не пытался ее купить – знал, что не сработает. Тогда он попытался избавиться от улик. Он так и не нашел проклятые письма, в которых обещал Ваари ножницы. Давно пора было сжечь эта халупу. И то, что внутри оказалась Астарада, было приятным бонусом. Но она родилась в рубашке.
Расион Деж был малой жертвой. Он не знал о том, что случилось с Агатой. И никогда бы не узнал. Он верил в то, что это все Ваари. Дэси наплел ему, что Ваари был влюблен в Агату, что обхаживал ее.
Дэси планировал скормить Ледаритри Порезу, когда та пришла к нему во второй раз… а потом подумал еще немного. Открытое дело мешало всему. Когти мешали всему. Нужно было помочь юной старательнице раскрыть дело, вот и всё.
Порезу пришлось потерпеть. С Дежем нужно было как следует поговорить.
Проникнуть в «Край света» было легко – он ведь всего лишь неслучившийся тесть, пришедший повидать попавшего под стражу зятя. Зятя, который остался помогать ему в таком горе. Пока Астараду задерживали наверху, Дэси спустился вниз.
Деж мямлил, что во всем сознается. Может, думал, что Дэси оступится сам, стоит только Астараде прийти к нему снова.
Дэси пригрозил, что, если он не подпишет бумаг, Агата никогда не вернется. И Деж тут же прекратил свои кривляния. В этом была его слабость – он все еще не отпустил Агату. А вот Дэси с этим уже справился.
У Расиона Дежа были дурацкая надежда, всего один камзол, одна пара туфель и одна прекрасная возможность убрать с дороги Дэси Благого Когтя.
Агату похоронили – в основном мысленно, ветер гонял над морем пепел от ее сплетенной колыбели.
Джарху это не понравилось – старик совсем свихнулся на религиозной почве. Подумаешь, пара Плетений вне очереди. Но если подумать о том, что будет! О возрождении города! Подкармливать собственный источник доходов – вполне разумно. Люди делают это друг с другом постоянно: жена торопится, тащит работяге-мужу еду. Все мы подкупаем тех, кому хотим понравиться, все кормим их – если не едой, то вниманием и временем.
Казалось, обстоятельства складываются отлично. Когда Ледаритри Астарада пропала в море, Раймон Дэси мысленно поздравил себя. Осталось только разобраться в устройстве того несчастного механизма и докормить его до конца. Но все пошло наперекосяк. Потому что машинка с Порезом вдруг пропала. Вместе с туманом.
Дэси был уверен, что это взыграла Джархова совесть. Но когда он прижал Старателя, тот выдохнул, что ничего не делал. Хотел, да, и благодаря Астараде нашел останки схемы механизма. Но расшифровать ее до конца ему так и не удалось.
Раймону Дэси повезло, что Джарх был таким трусом и ничего не рассказал Астараде. Даже в своем проклятом храме, пред ликами своих треклятых Ткачей.
Раймон Дэси не учел, что от дома Штормов всегда стоило ждать беды.
Было бы неплохо услышать все это в злодейском монологе. Или хотя бы вовремя подойти к двери и подслушать. Или подслушать намеренно, не делая вид, что все вышло случайно, как это обычно бывает. Но Леда не была Когтем. Ее история не могла закончиться кандалами, тюрьмой и справедливостью.
Леда была мастерицей – пусть не по званию, но по духу. И теперь она пыталась еще и побыть чьим-то другом. Настоящим.
Буян рассказал ей о том, что вспомнил: о механизме, о Раймоне Дэси («Р. Д.!») и о том, что тот готов был без промедления совершить.
– Он наверняка действовал не один, – заключил Ваари. – То есть не считая меня.
Союзник из Ваари был не то чтобы очень – судя по тому, как он умудрился почти сразу изменить все планы и решить свои проблемы кустарными способами. Конечно, Ваари был проблемой сам по себе. Собственной – и немного Лединой, потому что она не дала распуститься тому, что видела.
– Он наверняка заставил Дежа признаться в убийстве… – процедила сквозь зубы Леда. Как она могла обмануться тем в меру злобным божьим одуванчиком?
– Убийстве? – Буян зашевелил гребнями и распахнул рассветно-синие глаза. – Нет-нет, они не умерли. Они просто растворились в тумане.
Ваари не был гением. Он был одержимым. И в каком-то смысле это ему помогало: вряд ли он узнал бы о нитях судьбы и о нитях в принципе так много, если бы не его одержимость.
Ваари не был и поджигателем тоже – он узнает об этом гораздо позже, но это его успокоит.
Ваари совершенно точно не похищал чужих невест – хотя бы потому, что Агата Дэси души не чаяла в Расионе Деже. На самом деле.
Она вернулась в Инезаводь, чтобы познакомить жениха с отцом. Последнему, конечно, было глубоко все равно, хоть он и кивал во время их увлекательных бесед. Агата не знала, почему для нее это было так важно… и почему Деж так настаивал на знакомстве с родителями.
Ваари не был гением, но конструктором он был хорошим. Таким хорошим, что механизм его работал не совсем так, как он задумал. Он работал куда лучше.
Эхо чужих жизней жило в его нитях. И когда сирена закричала на него, разбитая и растерянная, ищущая помощи, механизм не помог ей. Он был создан не для этого. Но он забрал ее голос, повторил его многократно… и открыл Порез пошире.
Иногда магия дичает. Об этом не говорят, когда выдают тебе первые ножницы. Молчат об этом и когда ты впервые оступаешься – молчат, потому что этого почти не происходит. Порезы иссякают. Надрезы затягиваются сами собой. Но оставь проход там, где его быть не должно, надорви затягивающуюся рану – и кровь хлынет вновь.
В Порезе не осталось нитей, но магия еще была. Она была голодной.
И она пела.
Глава восемнадцатая, в которой Леда слушает песню
Тильванус Шторм слышал песню.
Он слышал ее, когда бродил по коридорам дома Астарада, стараясь не отвлекать обладательницу самых крутых шрамов, которые он только видел в своей жизни; когда спешил за бабушкой Лисой, торопившейся к Раймону Дэси, – старик в последнее время был совсем плох. Тиль слышал песню даже во сне – просыпался с колотящимся сердцем и лежал с открытыми глазами до самого утра.
Когда он услышал знакомую мелодию в напеве собственной названой сестры – Лили, которая утащила у старших белое кружевное платье и теперь бегала в нем по зале, – Тиль решил, что так продолжаться не может.
Он пытался спать в восковых затычках, подаренных Ледой. Бесполезный, но трогательный жест. Он пытался напевать про себя что-то совсем другое, но это мало помогало. И тогда Тиль вышел из дома Штормов, прислушался и сделал то, чего не делал никогда, – ответил на зов.
Леда бы этого не одобрила, но к ведьмам, даже таким, не всегда стоит прислушиваться. Тиль был героем собственной истории. В конце концов, он не бросался в морские волны,
